– Леша, стой, как стоишь, не поворачивайся. За нами секут вон из того окошка.

– Кто? – спросил лейтенант, и не утерпел, искоса все же глянув на окна дома.

– Дядя в пальто, – рявкнул на него Грек. – Стой, говорю, как стоишь, хер мамин. Не крутись, точно у тебя шило в жопе. Говорю же, секут.

Дверь Федору открыл мужчина лет сорока. Довольно плотный, с длинными жилистыми руками. Внимательно посмотрел на Туманова, потом на стоящих за калиткой Грека с Ваняшиным и спросил:

– Вам кого?

Федор достал удостоверение, показал его, раскрыв перед лицом мужчины и сказал:

– Могу я видеть Киселева Юрия Ивановича?

Мужчина приветливо улыбнулся.

– Да, конечно. Это мой отец. Он, к сожалению, сейчас приболел, слег в постель. Но вы можете пройти в дом. Пожалуйста, – он распахнул перед майором широко дверь и шагнул в темный коридор, давая понять, что, если тому действительно необходимо видеть Киселева, то он должен следовать за ним.

После дневного света, оказавшись в темноте, Федор на какой-то миг утратил способность различать предметы. Идти пришлось в буквальном смысле на ощупь.

– Вы бы хоть свет зажгли, – едва успел проговорить Туманов, как ему в лицо ударил луч фонаря, ослепив еще больше. Даже резь появилась в глазах. Федор зажмурился, потом открыл глаза, прикрывая их ладонью от фонаря.

– Что это, черт возьми, значит?

– Тихо, майор, – услышал Туманов голос, прозвучавший из темноты с правого бока от него. Рука сама собой потянулась к левой подмышке, где висела оперативная кобура с пистолетом, но тут же ему в живот уперся обрез двуствольного ружья.

– Не надо ерепениться, – посоветовал тот, кто держал в руках обрез, больно ткнув им Туманова в живот. – У меня в руках штуковина двенадцатого калибра. В обоих патронах заряжена картечь. Представляешь, какая в твоем брюхе будет дырка, если я нажму на курки.

Человек, светивший фонарем Федору в лицо, подошел ближе, и майор узнал в нем того самого мужчину, который открыл ему дверь.

– Не делайте лишних движений, майор Туманов, – сказал он голосом, в котором совсем отсутствовал даже намек на гостеприимство и сунув руку Федору в левую подмышку, вытащил из его кобуры пистолет.

– Осторожней. Я боюсь щекотки, – слегка поежился при этом майор.

Парень, стоявший перед Федором с обрезом в руках, усмехнулся.

– А я думал, менты ничего не боятся. Тем более щекотки, – проговорил он, поигрывая в руках обрезом, словно выбирая на теле майора местечко, куда лучше пальнуть. Хотя когда у тебя в руках такая штуковина двенадцатого калибра, тут и выбирать особенно не надо. Куда не пальни, мало не покажется.

Только теперь Федор понял, что Волочко их направил в засаду. Это можно было считать сверх удачной мыслью председателя. Одним разом избавиться от троих оперативников. Неужели он так перепугался за развратные действия с несовершеннолетней шалашовкой? Вряд ли. Как раз с ней-то у него все сложится хорошо. Во-первых, она на любом суде покажет, что не имеет претензий к Волочко, а в ту квартиру пришла сама, и никто ее силком не гнал туда. А при наличии хорошего адвоката, Волочко светит максимум условный срок и то, если дело дойдет до суда и не развалится. Нет, наверное, есть что-то другое, чего председатель боится. Потому, Волочко и решился на столь отчаянный и роковой для сыщиков шаг. И если дело обстоит именно так, значит, это его люди. Или как-то связаны с ним. Но досаднее всего то, что они четко знают, что им делать. А сделать им надо одно – убить оперов. Не одного Туманова, а всех троих.

И Федор не ошибся, рассуждая об этом. Он заметил, что позади человека светившего ему фонарем в лицо, стоял кто-то еще. И этот кто-то подошел и тихонько спросил:

– Чего теперь делать будем? Как нам тех двоих сюда заманить?

Человек с фонарем коварно улыбнулся.

– Их сюда заманит майор, – сказал он, и, посмотрев Туманову в лицо, понял, что этого не произойдет, даже если они станут резать его на куски, с сожалением причмокнул языком. – Ах, ну да. Я ведь забыл, что такие, как майор Туманов умирают героями, – проговорил он с улыбкой и тут же его лицо перекосилось от нахлынувшей злости. – Но ты мент и твои дружки, сдохнете как собаки. И вашими фамилиями не назовут улиц в городе, потому что ваши трупы не найдут. Мы их закопаем тут под навозной кучей. Вот, где будет ваша могила, опер.

Федор промолчал, а человек, светивший ему фонарем в лицо, обернулся и передал фонарь парню, стоящему позади него.

– Кесарь, держи фонарь, – сказал он парню, передавая фонарь. – Кончайте его тут по-тихому, а я пойду, приглашу тех двоих. Надо, чтобы они тоже вошли сюда, а потом мы их обоих перестреляем. – Он прошел мимо Федора, слегка оттолкнув майора к стене.

Федор сделал вид, будто чуть не упал от этого толчка. Хотя отчасти так и было на самом деле. В темноте он споткнулся, наступив на что-то круглое. Ощупав ногой подвернувшийся предмет, понял, это была бутылка. Скорее всего, она стояла на полу у стены, а он наступил на нее, опрокинув на бок.

Говорят, что утопающий хватается за соломинку. Отчасти, верное изречение. Федор и сам сейчас был готов схватиться за что угодно. И подвернувшаяся под ногу пустая бутылка, пожалуй-ка, может пригодиться. По крайней мере, это единственное, чем он может защищаться. Ведь судя по тому, что сказал тот человек, как видно, главный среди этой троицы, его не станут убивать выстрелом из обреза, или его собственного пистолета. Выстрел наделает много шума. А он велел убить его по-тихому. По-тихому, это значит, либо петля на шею, либо нож. Но, впрочем, само по себе, и то и другое, не исключает летального исхода.

Только вот как раз умирать-то майор и не торопился. Прислушавшись, Федор услышал, что тот тип, который впустил его в дом, на улице уже разговаривал с Греком и Ваняшиным. Отсюда из дома, было плохо слышно, что он говорил оперативникам. И Федор не мог поручиться за точность услышанного им, но одно он понял достаточно хорошо, это то, что тип звал Грека с Ваняшиным в дом.

Туманову хотелось вобрать в себя побольше воздуху и закричать, чтобы Грек и Ваняшин не входили, но парень, стоящий в двух метрах от него, держал обрез на уровне груди майора. И Федор не сомневался, стоит ему только пикнуть, как этот, не раздумывая, разрядит в него оба ствола. Поэтому тут надо было действовать иначе. Хорошо говорить, действовать. Но как, когда времени катастрофически не хватает.

Федор заметил, что парень, светивший на него, стал перекладывать фонарь из правой руки в левую. При этом правую руку сунул в карман джинсового жилета и достал нож с выкидным лезвием. Свой выбор, как его прикончить, они, кажется, сделали. Решили его прикончить ножом. Теперь дело за малым. Тот, что с обрезом, будет держать его под прицелом обоих стволов, а этот подойдет и постарается попасть ножом точно в сердце. В принципе, смерть будет не такой уж и мучительной. Максимум минуту, он еще будет чувствовать боль. Зато потом наградой за мучения ему обеспечен вечный покой.