— Это монастырь, — с дрожью в голосе произнесла Фейт.

— А что это такое? — спросила Алеа.

— Здесь живут монахи-христиане, — объяснила Фейт. — Ну, вот мы и в Харкуре. В этом графстве много церквей и монастырей. А здесь, на юге, нет ни одной харчевни, поэтому путники останавливаются на ночлег в монастырях.

— А они под началом графа и Томаса Эдитуса? — поинтересовалась Алеа.

— В общем, да. Но они существуют настолько обособленно, что мало интересуются политическими делами Харкура…

— Ты хочешь сказать, что мы ничем не рискуем, если остановимся у них?

— Не уверена. Но когда я проезжала здесь в прошлом году, монахи были очень немногословны. Они пустили меня на ночлег, и хотя жилье у них не такое удобное, как в галатийских харчевнях, они, по крайней мере, не докучали мне расспросами, а в одном из монастырей меня даже попросили сыграть на арфе…

— Но ведь христиане на дух не переносят друидов и бардов! — удивился Мьолльн.

Фейт пожала плечами:

— Монахов, кажется, не очень-то это волнует. В Харкуре у меня было немало неприятных встреч: Воины Огня, священники, да и простые верующие были весьма враждебно ко мне настроены, но вот с монахами у меня никогда не возникало недоразумений… Впрочем, я приходила к ним просто как бардесса. Сейчас, наверное, все будет иначе. Отношения между Галатией и Харкуром в последнее время осложнились, к тому же непонятно, знают ли здесь что-нибудь о тебе, — повернулась она к Алее.

Девушка вздохнула. Именно об этом она сейчас и думала.

— Если только им известно, что ты Самильданах, к тебе будут относиться еще хуже, чем к друидам… — продолжала Фейт. — Мы в полной неизвестности: может, они ничего о тебе не слышали и примут нас за простых путников, а может быть, здесь, как и в Галатии, ты объявлена в розыск!

Алеа долго смотрела на монастырь, видневшийся вдали, а затем, не сводя с него глаз, произнесла:

— Мы все же поедем в этот монастырь.

Мьолльн вздохнул:

— Все ясно! И говорить тебе, что я считаю это неразумным, конечно же совершенно без толку, верно?

— Я хочу посмотреть на этот монастырь. Познакомиться с монахами. Хочу послушать, что они говорят, узнать, кто их бог…

— Да ну! А я-то думал, мы очень торопимся в Мон-Томб! — усмехнулся гном.

— Может быть, тут я тоже смогу чему-нибудь научиться. Мне это очень интересно. К тому же мы точно узнаем, ищут меня здесь или нет!

— Не думаю, чтобы это был самый безопасный способ все выяснить, — заметил Мьолльн, — впрочем, я совсем не прочь наконец провести ночь в постели!

— Не сегодня, — возразила Алеа. — Мы поедем завтра. Сегодня мы и так немало проехали…

— Вот и славно! Отлично! Тогда ужинать. Сейчас я приготовлю вам отличный ужин!

Король Гаэлии Эоган Мор поднялся с постели и подошел к большому окну своих покоев. На лбу у него выступили капли пота. Ни единого дуновения ветерка, ни намека на ночную прохладу, которая дала бы передышку от дневной жары. Эоган не мог припомнить такого жаркого лета.

Обширный дворцовый парк был ярко освещен. Много раз за ночь слуги меняли догоревшие факелы.

Верховный Король услышал, как вздохнула жена. Он обернулся и увидел, что она приподнялась на кровати. Она была прекрасна. Прекрасна той неброской пленительной красотой, какая нечасто встречается. Амина родилась в семье кузнеца, и, когда король объявил о своей помолвке с простолюдинкой, все королевство до самой Бизани было возмущено. Но когда он представил невесту высшему обществу Бизани и Сарра, а также своему двору, никто не осмелился осудить его выбор, настолько Амина была прекрасна и так уверенно держалась, такое благородство светилось в ее взгляде, так смела была речь. После смерти отца совсем юной девочкой покинула она Саратею и вместе с теткой перебралась в Провиденцию. Девочку отдали на обучение одному друиду, и она мечтала стать бардессой. И тут ее повстречал Эоган. К тому времени она уже была посвящена в барды, но выступала лишь для гостей короля и для него самого.

— Как вы находите сегодняшнюю ночь? — спросила она, улыбнувшись королю.

— Она, как вы, душа моя, загадочна и прекрасна!

Амина тоже поднялась с постели и, обнаженная, без тени смущения прошла через спальню. Впрочем, ей нечего было стыдиться. Тело ее было безупречно. Стройные бедра, длинные ноги, гладкий упругий живот, восхитительная грудь, будто изваянная искусной рукой лучшего скульптора Бизани. А юное лицо королевы выражало спокойную уверенность.

— Какая жара! — вздохнула она.

— Если желаете, я прикажу приготовить прохладную ванну, — предложил король.

— Подождите. Мне хочется сейчас побыть рядом с вами и посмотреть на небо.

— Вас могут увидеть слуги, — предупредил он.

— Ну и что? Пусть увидят, их королеве нечего скрывать. Вас это смущает?

— Боюсь, как бы они все не влюбились в вас.

— Может быть, они уже немного влюблены? — пошутила Амина.

Она обняла мужа сзади и, поднявшись на цыпочки, нежно поцеловала в шею.

— На свадебную церемонию к нам не приехал ни один Великий Друид, — прошептала она.

— Они все сейчас так заняты… Они предупреждали меня.

— Все равно, нельзя не явиться к королю на праздник. Если не приехали сами, могли хотя бы послать кого-нибудь из простых друидов!

Эоган медленно повернулся и посмотрел жене в глаза. Он взял ее нежное лицо в свои широкие ладони.

— Не понимаю, почему это так вас удивило, моя радость…

Амина медленно, лаская, провела пальцами по рукам короля сверху вниз.

— Я хорошо знаю друидов. Они говорят, что Совет нужен для того, чтобы вести людей по пути Мойры… Но на самом деле им нужно только одно — власть. И каждый раз, когда у них появляется возможность показать народу, что вы тоже их подданный, а правят страной на самом деле они, друиды делают это… Вам не следует терпеть такое, Эоган. Вы Верховный Король Гаэлии, и ваши подданные должны знать это. На пути Мойры нет никого выше вас, вы Верховный правитель.

— Друиды нужны мне, — возразил король. — Если бы не они, я бы наверняка давно уступил власть Харкуру или, теперь уже, туатаннам. Моя армия не смогла бы справиться с ними, и оставалось бы только подчиниться их силе.

— Вы говорите о силе оружия, а я — о политической власти.

— В наше время второе зависит от первого.

— Но не для Верховного Короля Гаэлии. Ваше положение дает вам такую силу, какой нет ни у одной армии. Вам следовало бы пользоваться ею в большей мере, любовь моя.

Эоган улыбнулся. Мойра подарила ему в супруги не только красивейшую из женщин острова, но и тончайшего политика. Он поцеловал Амину долгим поцелуем и снова улегся на широкую кровать красного дерева.