— Слушай, Гриша, помнишь, ты как-то рассказывал о выходцах?

— О выходцах?

— Да.

— Что именно?

— Ну, что твой дед принимал участие в запуске кораблей в черные дыры. Потом те корабли выходили неизвестно где. Возможно, это один из них?

— Н-нет, не думаю, — Гриша покачал головой. — В черные дыры запускали сферические беспилотные зонды, а этот… Нет, больше всего он похож на…

— На что?

— На «Мерссер» какой-то допотопный. «Спейс-Гну»… — Гриша криво улыбнулся уголком рта. Предполагалась, очевидно, легкая ирония. Похвально. В лучших традициях, так сказать. «В критической ситуации всегда остается место юмору». Я подавил в себе невольное раздражение. Еще не хватало, чтобы мы перегрызлись в самом начале.

По мере того как «Сова» на полных парах мчалась к планете, поступали все более подробные данные телеметрии.

Планета, над которой завис неизвестный корабль, кислородного типа, чуть больше Земли, почти полностью покрыта облаками. Сутки — шестнадцать часов, из-за высокой скорости вращения — частые ураганы. Влажность атмосферы на экваторе — сто процентов. Туманы, болота, почти постоянные дожди, — В общем, приятного мало. Безусловно, на ее поверхности водилась какая-то живность. Какие-нибудь скользкие бородавчатые перепончатолапые твари, которые нежились под ливнями в болотах, пожирали болотные корни и грибы и друг друга, если представлялась такая возможность, и были, очевидно, съедобны и для людей. Этакие пятирылые семижопы местной йоркширской породы.

Неповоротливые, но достаточно жирные. Если вспомнить, что наши собственные запасы консервов подходили к концу, совсем нетрудно представить, какие соображения руководили экипажем злополучного «Мерссера», застрявшего над экватором частных владений. Заполучить на завтрак если не местного лежебоку-йоркширца, то хотя бы пару ведер придонных моллюсков, на худой конец — кольчатых червей, кои, запеченные в высокочастотном поле с листочками водорослей, могут поспорить с самыми изысканными деликатесами после недельной голодовки.

…«Сова» по нисходящей дуге догоняла планету, стремительно приближаясь к ней со стороны полярных созвездий. В течение нескольких часов нас, наверное, прекрасно можно было рассмотреть с поверхности в более или менее мощный телескоп, направленный сквозь редкие просветы в облаках в глубину ночного неба. Для случайного наблюдателя «Сова» выглядела бы как маленькая искорка, спускавшаяся от полярной звезды к горизонту северного тропика. Время от времени искорка озарялась вспышками тормозных двигателей, и тогда она становилась заметна просто невооруженным глазом.

На расстоянии двадцати двух тысяч километров мы оказались в плоскости экватора планеты над ее ночной стороной. В нижних перископах «Совы» растущий серп планеты как бы двоился, охваченный над горизонтом ажурным полунимбом, сверкавшим в лучах Хиллиан подобно далекой снежной вершине. «Сова» неслась в сторону восточного терминатора, и вместе с тем как восходящая Хиллиан все выше поднималась над двойной макушкой планеты, неизвестный корабль яснее и яснее выступал из темноты.

Ни по очертаниям палуб, ни по размерам он не был похож на зачетный «Крестоносец», по крайней мере, я не слышал, чтобы со стапелей спускали такие миниатюрные звездоскафы. Цветные струпья, покрывавшие его, тянулись вопреки законам невесомости в сторону мутно-зеленого серпа планеты, утончались, сплетаясь между собой, пока не образовывали сетчатую воронку.

Теперь, присмотревшись, мы заметили, что такая же сеть образовала нечто вроде вакуоли вокруг неизвестного корабля, и, опять же присмотревшись, можно было отметить еще одну, очередную, странность: вакуоля вся колыхалась, как оболочка полуспущенного дирижабля, словно дышала под ветром, хотя никакого ветра на высоте пятисот километров не могло быть и в помине.

До сих пор у нас не было причин жаловаться на «Сову». Несмотря на свой неказистый вид, она отлично слушалась команд. После непродолжительного маневрирования мы смогли уравновесить дрейфующую «Сову» рядом с сетчатым пузырем, внутри которого застрял злополучный корабль. Это был явно не звездоскаф. Нечто старинно-уродливое, больше всего похожее на наш собственный мезонатор. Вблизи поросли ноздреватых кораллов на его корпусе утратили карнавальные оттенки и казались подтаявшими снежными наносами, запачканными пятнами краски.

В лучах восходящей Хиллиан корабль являл собой совершенно фантастическую картину: длинные тени тянулись от кораллов, делая поверхность его похожей на лунный ландшафт. Да, почти как лунный, если бы не колыхающаяся тень сетчатой вакуоли, как рябь по воде, пробегавшая время от времени по нему от носа до кормы. И вдруг какая-то закорючка на обросшем корпусе брызнула отраженным светом.

— А! — взвизгнул Юра.

В небольшой, похожей на кляксу проплешине, в зарослях около стабилизаторного кольца можно было ясно различить букву А, а перед ней еще нижнюю часть буквы М. Ни буквы М, ни буквы А в названии «Крестоносец» не было.

Юра метнул взгляд на альтиметр.

— Давай на пару метров ниже, Васич.

Вглядываясь в спеленатый сетью корабль, проплывающий под нами, я осторожно подкорректировал дрейф «Совы» так, чтобы мы зависли точно над стабилизаторным кольцом.

Минуту или две мы с сомнением разглядывали сквозь сетчатую вуаль «снежные наносы» на корпусе корабля.

— Больше ничего не разобрать, — наконец сказал Алексей.

— Подожди, — Юра сделал неуверенный жест рукой перед самым экраном. — Вот здесь… как будто бы… буква Р.

— С чего ты взял? — спросил я. — Ничего не видно. Все в коросте. Лишайник не лишайник…

— Оттенок наростов над буквами меняется.

— Смотрите, вот буква Р, а следом за ней, — неужели не видите? — проступает зеленоватым Т. М — А — Р — Т… Потом, кажется С, нет, Е. М — А — Р — Т — Е… Н. «Сент-Мартен»! Это французская группа, о которой рассказывал рыжий!

Гриша присвистнул.

Я вспомнил, какое выражение лица было у Валентина, когда он говорил рыжему: «Враки». Я посмотрел в сторону Валентина. Валик сохранял выражение лица самое невозмутимое, словно думал о чем-то другом. По крайней мере, мне тогда так показалось.

Некоторое время мы молчали.

— Все-таки непонятно, что здесь произошло, — сказал Алексей. — То ли у них что-то случилось с двигателями, то ли отказали радарные системы.

С таким же успехом можно было предположить все что угодно. Например, столкновение зачетного мезонатора с НЛО. Или, например, курсантам удалось-таки приземлиться на планету. (Не верю я в эти самонаводящиеся роботы-перехватчики, наверняка все сгнило здесь давно.) Причем на планете что-то произошло. Что-то до такой степени изменившее облик корабля, что теперь в нем с трудом можно узнать зачетное судно. Что-то, что помешало на обратном пути прострелить сеть и выйти в космос.

После недолгого спора мы решили состыковаться с «Сент-Мартеном». Я уже не вспомню точно, кто что тогда говорил — слишком много событий навалилось на нас, — помню только, что Валик занял в споре какую-то странную позицию. Он вообще на какое-то время словно выключился. А когда спросили его мнение, состыковываться ли с мезонатором или нет, он пожал плечами и сказал, что, ему кажется, это не имеет никакого значения. Ответ озадачил меня и потому я его запомнил. Но тут вмешался Алексей с идеей, что на борту «Сент-Мартена» могло остаться не только топливо, но и бортовой журнал, в котором, если повезет, можно найти информацию о том, какие сектора курсантами были прочесаны и где искать «Крестоносец» уже не имеет смысла. Конечно, это значительно облегчило бы нам задание, и мы состыковались с «Сент-Мартеном».