Алексей прокашлялся.

— Да, курсант Гопак?

— Нет, ничего, — Алексей подвигал бровями. — Просто в горле запершило.

Пока Поль повторял задание, я вглядывался в его бесстрастное лицо. Честно говоря, я уже не помню, что хотел там отыскать. Сочувствие? Подсказку?

— Срок сдачи зачета не ограничен, — закончил Поль.

С едва слышным шелестом открылся люк шахты, ведущей в ангар.

— Все. Удачи вам, ребята. До встречи на Базе.

Спуск в шахту показался мне спуском в преисподнюю. Из тускло освещенной глубины воздуховоды гнали навстречу холодный затхлый воздух с примесью дезактиваторов.

Мезонатор назывался «Сова». Был он стар, и, как тяжело представить собственного прадеда сопливым мальчишкой, так тяжело было представить «Сову» новеньким кораблем, только что сошедшим со стапелей, сверкающим хромированными частями, с бортовым номером, наведенным свежей эмалью. Был он приземист и неказист, с древними локаторными надстройками в носовой части и телескопическими опорами на корме. В свое время он на совесть послужил космофлоту. Летали на нем между базовыми кораблями и планетами и за долгие-долгие годы укатали, надо сказать, изрядно. Летный ресурс его давным-давно вышел, но мезонатор не списали, а, основательно подремонтировав, передали в учебный парк Астрошколы. В общем, «Сова» выглядела как музейный экспонат, коим, собственно, и являлась, и пахло внутри нее, как в музее, пылью и нежилым помещением.

Алексей снова сопит, устраиваясь в пилотском кресле справа от меня. В полутьме рубки мезонатора наши хамелеонистые комбинезоны темнеют, как бы сливаются с креслами, так что из темноты выступают одни лица, освещенные отблесками шкал приборов.

Обратный отсчет времени. Медленный вдох-выдох в такт убывающим секундам, чтобы успокоить сердце.

В момент катапультирования «Сова» кувыркнулась несколько раз так, что бортовые огни «Марко Поло» на обзорных экранах слились в разноцветные хвосты, наконец с опозданием сработали инерционные стабилизаторы, полет «Совы» выровнялся. На панораме задних перископов стало видно, как удаляющийся пирамидальный силуэт «Марко Поло», сверкая бортовыми огнями, разворачивается на фоне Млечного Пути. Ну, махина! Летающий остров. Мастодонт! Настоящий символ земной тверди. Тридцать шесть палуб, четыре спасательных рейдера торчат, как пара сдвоенных клыков, тройной слой броневой защиты.

Удаление от «Марко Поло» пять тысяч метров. Кольцо гигантских кормовых двигателей спейсфага подернулось спиральными струями тумана, подсвеченными изнутри. Очертания навигационных мостиков смазались. Расстояние между «Совой» и «Марко Поло» начало возрастать в геометрической прогрессии, словно расходились края пропасти между нами, черной бездонной пропасти с миллионами звезд. Все. Не допрыгнуть назад. Через сутки спейсфаг совершит гиперпространственный прыжок и высадит следующую зачетную пятерку в созвездии Скорпиона. Удачи и вам, ребята. До встречи на Базе.

— Триста тысяч километров осталось, — сказал Юра, — через пару часов выйдем на круговую орбиту.

Алексей пробормотал что-то вроде: «Это радует, бур-бур-бур-бур». Больше никто ничего не сказал.

Не секрет, что сознанию одинаково вреден как недостаток, так и избыток впечатлений. В последнем случае воображение и эмоции как бы тупеют, все воспринимается, словно через толстый слой поролона. Называется это запредельным торможением. До некоторой степени это опасно, да нет, просто опасно, особенно для пилотов, поскольку одновременно снижается способность к концентрации и принятию быстрых правильных решений. А за последние трое суток на нас обрушилось столько информации и впечатлений, что все тренажеры Астрошколы показались нам детскими игрушками, возней в песочнице…

С расстояния в триста тысяч километров кислородная планета выглядела в нижних перископах мезонатора как мутно-зеленый серп, охваченный над самым горизонтом тугим кольцом серебристого гало. При максимальном увеличении становилось видно, что гало было не чем иным, как поверхностью необъятного сетчатого поля, покрывавшего планету на высоте пятисот километров. И в этой сети почти над самым экватором, как муха в паутине, застрял… корабль.

Это были те самые частные владения, о которых говорил Поль. Их покинули много лет назад, иначе корабль не висел бы над планетой, как мертвая муха, высосанная пауком.

Я слышал о подобных сетях и раньше. Размеры ячеек в ней были не намного больше, чем в противолодочном заграждении времен второй мировой войны, а прочность — неизмеримо выше. Прорвать мезонатором такую сеть совершенно немыслимо: легче протаранить бетонную стену. От значительных усилий она может растягиваться, но чем с большей скоростью пытаться ее растянуть, тем большую жесткость она приобретает. Врезаться в нее на орбитальной скорости — означает верную смерть для экипажа.

Теоретически при определенном упрямстве можно было найти замаскированные проходы в такой сети, оставленные хозяевами для собственных звездоскафов, практически же на это можно было потратить всю жизнь. Кроме того, такие сети оснащались охранной сигнализацией, напрямую связанной с самонаводящимися роботами-патрулями, автоматическими спутниками-истребителями типа «Вервольф». Попытка прострелить такую сеть обычно не заканчивалась ничем хорошим.

Именно в такой сети и застрял неизвестный корабль. Очевидно, он пытался то ли разогнаться в гравитационном поле планеты, то ли, наоборот, шел на посадку, но по какой-то причине не рассчитал траектории и задел необъятное сетчатое поле. Впрочем, возможно, что-то сбило его с курса: например, случайное столкновение с тем же патрульным катером-перехватчиком.

На наши запросы он не отвечал. Безмолвный, темный, с потушенными бортовыми огнями, он висел над экватором, дрейфуя над поверхностью вместе с сетью. «Крестоносец», у которого вышли из строя навигационные приборы? Странно.

Была у него еще одна странность, которую мы смогли рассмотреть приблизительно с расстояния семидесяти тысяч километров. Был он покрыт какими-то бесформенными цветными наростами, отливающими глянцевым металлическим блеском в лучах далекой Хиллиан. Из-за них разобрать, что это за судно, не было никакой возможности. Наросты покрывали его корпус от носа до кормы: кораллы не кораллы, лишайник не лишайник. В общем, корабль имел такой облик, словно пролежал на дне морском многие и многие годы, потом вдруг какая-то чудовищная сила зачерпнула его оттуда и вытолкнула в космос на орбиту. Если это и был звездоскаф, который нам следовало найти, отправиться на нем можно было разве что в преисподнюю. Меня не оставляла в покое одна мысль.