Делать у гаража было нечего. Они перелезли через рытвины и вскоре оказались напротив фонтана на нижней террасе. Обломки конструкции возвышались над головой. Часть стены террасы была заделана камнем. Сейчас от этой стены ничего не осталось, перед фонтаном возвышалась груда битого камня и бетона.

— В этом здании находилась летняя резиденция императрицы? — спросил Олег.

— Именно так, — кивнула Юлия. — Мы имеем в виду императрицу Анну Иоанновну, правившую десять лет — с 1730 по 1740 год. Дворец в Никольске построили в 1731 году, а потом было всякое — подвергали забвению, перестраивали… Это не единственный ее летний дворец. Доподлинно известно, что наш объект царствующая особо не сильно почитала, была тут всего несколько раз, а постоянно проживали тут ее приближенные. Время с апреля по октябрь Анна Иоанновна любила проводить в Петербурге. Ее любимый Летний дворец находился в центре города, на берегу Невы. При Екатерине I там построили «Залу для славных торжествований» — это была деревянная галерея и большой зал. Анна Иоанновна приказала сломать строение, и всего за шесть недель архитектором Франческо Растрелли был возведен пышный деревянный дворец. Летом 1732 года императрица торжественно в него въехала. С тех пор дворец в Никольском она совершенно игнорировала.

С Летним дворцом на Неве, кстати, связана ее загадочная смерть в 1740 году. Мистическое событие произошло за несколько дней до смерти. Дело было ночью, караул стоял недалеко от тронной залы. Анна Иоанновна уже ушла в свои покои. И вдруг зовет часового, выстраивается караул, офицер выхватывает шпагу, чтобы отдать честь. Императрица выхаживает по тронной зале, вся задумчивая, ни на кого не смотрит. Солдаты замерли в ожидании, все смущены — что за ночные гуляния? А подойти и спросить о намерениях императрицы не решаются. Тут офицер видит фаворита Бирона и докладывает ему: мол, так и так, ее величество шляется по тронной зале, как сомнамбула. Тот пальцем у виска: с ума сошли? Я только что ушел от государыни, она изволит ложиться спать. Офицер: а вы сами поглядите. Бирон заглядывает в тронный зал и начинает зеленеть. Шепчет офицеру: это точно заговор — чтобы морочить людей… Потом бежит в покои императрицы, просит ее выйти, чтобы в глазах караула изобличить самозванку. Царица взволнована, набрасывает накидку, бежит с Бироном. Видят женщину, поразительно похожую на Анну Иоанновну. Та нисколько не смущается, дерзит. Бирон зовет караул, солдаты видят двух императриц. У самозванки спрашивают: ты кто? Привидение пятится, гипнотизируя взглядом царицу, восходит на трон — и исчезает… Все в изумлении. Анна Иоанновна печально произносит Бирону: это, мол, моя смерть и, пошатываясь, уходит к себе…

— Неплохая сказочка, — оценил Березин.

— Жутковатая, — поправила Юлия. — Через пару дней императрица скончалась в возрасте 47 лет. Ей еще в детстве нищий предсказал, что она умрет после того, как увидит свое отражение без зеркала. И шутихи при дворе предсказывали, что царствующих особ женского пола будет поджидать смерть в женском обличии. История, кстати, могла иметь материальное объяснение: после смерти императрицы на берегу Мойки обнаружили женский труп, потрясающе похожий на покойную царицу. Она могла быть тем самым призраком. Но как она попала во дворец, окруженный солдатами?

— Красивая загадочная история, — признал Березин. — К сожалению, и современность подбрасывает нам не менее запутанные истории…

— Что вы имеете в виду? — насторожилась женщина.

— Не обращайте внимания, — улыбнулся он. — Что стало с тем дворцом? Никогда о нем не слышал.

— В царствование Елизаветы Петровны Летний дворец разобрали и перевезли в Екатерингоф. Из стройматериалов сделали пару флигелей. А сейчас на месте Летнего дворца — Летний сад, который вы прекрасно знаете, и его знаменитая ограда, выходящая к набережной…

— Расскажите про «Изумрудную кладовую».

— Если честно, это небольшая комната. Настенные лакированные панели со встроенными драгоценными камнями: изумруды, корунд, жемчуга, сапфиры, аквамарин… Все это великолепие создавалось многие века придворными ювелирами. Это действительно кладовая: оттуда брались украшения на балы, что-то дарилось приближенным по торжественным случаям и тому подобное. Так что кладовая — это не только стены. Это экспонаты из личных коллекций императорских семей: шкатулки, подобия сейфов, это собрание рукописных пергаментов в серебряно-позолоченных окладах. Это шедевры ювелирного искусства XVIII и XIX веков, ордена, государственные регалии, парадные ювелирные изделия — наградные и подарочные. Это замечательные коллекции драгоценных камней, фарфоровые пасхальные яйца, табакерки, предметы быта со встроенными алмазами… В конце концов, это знаменитое жемчужное ожерелье Марии Федоровны в пять ниток — изделие непревзойденной красоты…

«Неплохая коллекция», — подумал Березин.

— Мария Федоровна — это жена Александра III, — пояснила Юлия. — Не надо путать с другой Марией Федоровной — супругой императора Павла I. Вдовствующая императрица, так сказать, мать последнего русского императора. Есть свидетельства, что ей этот дворец нравился, и она неоднократно сюда наезжала… Возможно, вы слышали про Бриллиантовую комнату Эрмитажа, — продолжала девушка. — В 1914 году, когда началась Мировая война, ее эвакуировали из Санкт-Петербурга в Москву, где без особой проверки приняли в Оружейную палату Московского Кремля. К перевозимым ценностям относились бережно, но эвакуация проводилась в сжатые сроки, и ориентировались по описи 1898 года, которая лежала в каждом сундуке. Сейчас уже не выяснить, почему часть коллекции изменила направление и доехала лишь до Аннинского дворца…

В годы Гражданской войны особое значение уделялось спасению музейных коллекций, и я не припомню, чтобы было много утерянного. ВЧК работала блестяще. Уже в 1921 году дворцово-музейный комплекс в Никольске вовсю действовал и принимал посетителей. Люди приходили отдохнуть в живописных парках, побродить по дворцовым покоям, осмотреть картинную галерею, другие экспонаты. «Изумрудная кладовая» экспонировалась недолго; по решению специальной комиссии при Совнаркоме экскурсии резко ограничили, экспонаты поместили в подземное хранилище. Выставлялись попеременно только фрагменты коллекции. Пару раз части «кладовой» вывозились на международные выставки, колесили по стране. Не мое это дело… — Юлия смутилась, — но в 1920–30-е годы во дворце случались банкеты по случаю годовщин, здесь потчевали каких-то иностранцев, приезжих партийных и государственных деятелей… Случалось, что-то ломали, наносили вред зеленым насаждениям, ели, пили, танцевали, произносили здравицы… Сотрудники НКВД оцепляли комплекс, и в эти дни посторонних не пускали. Несколько раз на женах партийных работников замечали ювелирные изделия из «кладовой»… Мы тряслись от страха, обращались к нашему руководству, умоляли сделать так, чтобы ничего не пропало…

— И не пропало? — уточнил Олег.

— По описям вроде нет…

«Попробовали бы только спереть», — мысленно усмехнулся Березин.

— Понимаю, так было надо… — Женщина смутилась.

— Не смущайтесь, — успокоил ее Олег. — Все хорошо. Вы весь период оккупации провели в Никольске?