– Тебе больно? – Склоняется Сара над Ульриком.

Они оба мокрые после дождя, и на их одежде множатся кровавые разводы. Я же падаю на колени перед Бьорном.

– Эй… – трогаю его лицо, глажу щеки.

Никакой реакции.

В его груди зияет дыра. В гуще крови не видно сердца, но оно там. И оно не бьется. Осознание этого бьет под дых. Я начинаю задыхаться, а в ушах звенит.

– Он дышит? – Подползает ко мне Сара.

Со второго этажа доносится выстрел и звук разбитого стекла. Что-то гулко ударяется о землю снаружи дома.

– Не… не знаю… – Мне начинает казаться, что земля остановилась, а затем начала вращение в другую сторону. – Бьорн! Бьорн!

Я тормошу его за плечи и мысленно умоляю посмотреть мне в глаза. Но его веки закрыты, а лицо с глубокими порезами на щеке выглядит безмятежным. Он словно спит, укрыв плечи покрывалом из влажных, светлых волос.

– Пульс есть? – Улле тоже рядом.

Он берет запястье друга и зажимает пальцами. Его руки дрожат. Парень хмурится. А когда в его взгляде прорывает плотину из отчаяния, у меня не получается удержаться от слез.

– Нет, нет… – Я падаю Бьорну на грудь, не боясь перепачкаться кровью. – Бьо-о-орн!

– Мне очень жаль, – тихо говорит Сара.

– Господи, – Ульрик прислоняется к стене и закрывает глаза.

Его колотит.

– Бьорн! – Стону я.

Будто многократное повторение имени может вернуть его к жизни.

С улицы доносятся шум и крики, повторяются выстрелы.

– Что теперь будет… – Бормочет Улле, закрывая лицо руками. – Что…

– Он проснется вампиром, и его убьют. – Отвечает Сара отстраненно. – Или разорвут на части и похоронят, чтобы он уже никогда не проснулся.

– Нет, я не могу тебя потерять. – Беспомощно всхлипываю я. – Не могу.

И начинаю снова трясти его за плечи и умолять открыть глаза. Меня охватывает неукротимый страх, пожирающий все вокруг. Я смотрю на дыру в груди того, кого люблю, и понимаю, что такое вырвать сердце почти буквально – мое остановилось в тот же момент, когда остановилось и его.

Это конец.

Несмотря на очевидное, все же наклоняюсь ниже в надежде услышать его дыхание.

Тишина.

Слезы срываются с ресниц, обжигая щеки.

– Есть выход… – Говорит подруга.

Я поднимаю взгляд, и она неуверенно поджимает губы.

– Какой?

– Ты знаешь. – Вздохнув, сообщает она.

– Какой?! – Я уцепляюсь за эти слова, словно утопающий за спасательный круг.

– Он – жизнь, несущая смерть. А ты – смерть, способная даровать жизнь. – Сара оборачивается к застывшему в изумлении Ульрику. – Принеси-ка нож.

– Что? Зачем? – Его лицо вытягивается.

– Неси, я сказала. – А едва он встает и отправляется в кухню, она поднимает на меня взгляд. – Не могу объяснить, почему мне так кажется, но я будто знаю, что это сработает, и все. Откуда-то изнутри.

– Видение? Предчувствие? Ощущение?

– Не спрашивай. – Бросает она, придвигаясь к дхампири. Оглядывает его безжизненное тело, дыру в груди, затем для верности еще раз проверяет наличие пульса – на этот раз приложив пальцы к шее. Будто кто-то способен выжить, если его сердце раздавлено когтистой звериной лапой. – Мне часто мерещится всякая чушь.

– Что ты придумала?

– Кое-что сверхъестественное и… опасное.

– Разве мы не должны знать наверняка, что оно сработает?

– А у нас есть выбор? – Сара хмурится.

Теперь ее руки тоже в его крови.

– Такой пойдет? – Спрашивает Ульрик, примчавшись из кухни и опустившись на пол рядом с нами.

Он бледен, как мел, в его руке столовый нож.

– Пойдет. – Тихо отвечает цыганка, разглядывая лезвие.

А затем берет нож в руку.

– Так его можно спасти? – Улле всего трясет.

Я смотрю на них сквозь пелену из слез. На улице затихают звуки, шаги и голоса отдаляются. Похоже, братья Хельвины ударились в преследование хульдры.

– Уверена, его папочка не посчитал бы это спасением. – Морщится Сара, глядя на Бьорна.

– Так что мы сделаем? – Спрашиваю я.

Беру руку Бьорна и крепко сжимаю. Никакой реакции, и это лишает меня последних сил. Я больно стискиваю челюсти.

– Ты ведь врожденный оборотень, а не обратимый… – Сара взволнованно облизывает губы. – Никто тебя не обращал.

Видно, что ей тоже тяжело терпеть боль. Ее лицо белее мела.

– Кто оборотень? – Ульрик перехватывает ее взгляд, направленный на меня.

– Ты уже родилась оборотнем, а значит…

– Почему ты говоришь, что Нея – оборотень? – Не унимается он.

– Тш-ш! – Взмахивает рукой подруга.

– Но разве… – Мое дыхание обрывается.

Я поворачиваюсь и уставляюсь на безмятежное лицо Бьорна.

– Это единственный выход, Нея. – Шепчет Сара, наклоняясь. – Проснуться кровососом они ему не дадут, так что ты видишь Бьорна в последний раз. Либо… – Она протягивает руку ладонью вверх.

– И что с ним будет? – Едва слышно произношу я.

– Ему не понравится то, что будет с ним происходить. – Ледяным тоном выдает цыганка. – Но он будет жив. Надеюсь.

Я перевожу взгляд на Сару. Сглатываю.

«Жив» – это слово пульсом бьется в моих висках.

– Да о чем речь?! – Не выдерживает Улле.

Он смотрит то на нее, то на меня, то на нож.

– Но Хельвины узнают обо мне правду, если это сделать. – Всхлипываю я.

А сама уже протягиваю руку Саре.

– Они убьют тебя. Это совершенно точно. – Кивает подруга, поднося нож к моей ладони. – А значит… Тебе придется бежать.

Но Бьорн будет жить. Даже если никогда не простит.

Он. Будет. Жить.

– Бежать. – Киваю я.

Ничего. Убегу. Если они найдут и убьют меня, значит, такова судьба.

Я затаиваю дыхание, и все звуки вокруг зловеще стихают.

Здесь только мы, четверо: испустивший дух Бьорн и трое склонившихся над ним друзей.

– Его сердце уже не бьется. – Напоминает Сара. – Поэтому тебе придется отдать ему частичку своей души.

– У всего есть своя цена. – Соглашаюсь я.

И в следующее мгновение лезвие ножа глубоко впивается и рассекает кожу на моей ладони. Я сжимаю зубы от боли.