– Понимаю, – ответил я и судорожно вздохнул. – Понимаю.

Бернард скривился: что может понимать срединник?

– Первыми пали сильнейшие, – сказал он горько. – Гиксия, Горланд... Именно они стояли на границе с Тьмой. Потом пали Скарланды. И получилось, что теперь только мы да еще Мордант на пути Тьмы. К счастью силы Тьмы пока что грабят доставшиеся земли, а к стенам наших городов подошли только мелкие отряды всяких тварей. Вернее бы сказать, даже не отряды, а стаи.

– А почему же королевства не объединились? – спросил я с жаром.

Бернард посмотрел, как на помешанного.

– С чего бы? Когда все началось, это были мелкие нападения, как, к примеру, стаи волков на крестьянский скот. Какой рыцарь обратит внимание? Королевства уже окрепли настолько, что соперничали друг с другом. И когда на Горланд напали, то Гиксия и Скарланды только радовались, что соперник будет ослаблен... ведь в победе могучего Горланда над силами откуда-то взявшейся нечисти никто не сомневался. А когда Горланд пал, то решили, что по дурости: король – пьяница, полководцы – неумехи, воины – трусливые бабы... Когда осадили Скарланды, скарландцы даже не подумали послать за помощью к нам, Морданту или в Ирам, это наш сосед слева. А Ирам, узнав о неприятностях Скарландов, свои войска разослал по их землям, прихватывая то одну деревушку, то другую... Словом, когда нечисть подошла к самому Ираму, там не было даже войска! Все разбрелись по землям Скарландов, грабили. Вот так и получилось, что только мы...

Я сказал тихонько:

– И Мордант?

Лицо Бернарда потемнело.

– В другой раз я расскажу тебе, что такое Мордант. Пока скажу только, что я лучше открою ворота нечисти, чем Морданту!

Я поднялся.

– Пойду посмотрю на город.

Все разом насторожились, Бернард спросил быстро:

– Зачем?

– Просто так, – Объяснил я. Подумал, что для них, людей дела, все поступки должны быть простыми и объяснимыми, и пояснил: – Спрошу, что слышно о напасти... И слышно ли вообще. Посмотрю, что можно купить на дорогу.

Переглянулись, я чувствовал напряжение. Ланзерот, не оборачиваясь, обронил холодно:

– Пусть идет.

Бернард кивнул.

– Ладно, иди. Только далеко не отходи от постоялого двора. Хоть здесь и мирное село, но случиться может всякое.

Асмер опустил на лавку разорванный кафтан, зевнул, сказал сонно:

– Пойду загляну, как устроили коней. Да там, наверное, и засну. Так будет надежнее.

Бернард кивнул, Асмер вышел за мной, но во дворе с крыльца сразу отправился в сторону приземистого длинного здания, откуда пахло конскими каштанами, потом и свежим сеном.

За воротами постоялого двора я заколебался, как пламя свечи на ветру. В дороге чувствовал рядом надежные щиты и топоры Бернарда, Рудольфа, охранительное влияние принцессы. Но если взглянуть с другой стороны, я чувствовал бы себя куда более жалким, попади не в прошлое, а в будущее, пусть самое близкое! Здесь же привычное средневековье. По замкам и по средневековым городам я ходил еще в раннем детстве с Айвенго и Робин Гудом, а потом во всевозможных компьютерных квестах, RPG, real-time strategy, TBS, экшенах и пазлах – им несть числа, и чувствовал себя почти так же уверенно, как москвич, приехавший в командировку в захолустное село. Конечно, москвичей нигде не любят, морду набьют в охотку, но это другой вопрос, все равно чувство превосходства вот оно, можно пощупать.

Порассматривал огромный массивный собор в самом центре этого города, который ревнивый Бернард упрямо называет селом, признавая статус города только за своим Зорром. Собор – центр города, его сердце, а может быть, даже и мозг, ибо в средневековье именно в монастырях сосредоточивались грамотные люди, там начиналась алхимия, генетика, там появились коперники, бруны, галилеи и всякие паскали и декарты.

Правда, это не монастырь, те всегда отдельно и в сторонке от города, а это церковь, костел... словом, храм малопонятной мне религии, именуемой христианством. Она смела все местные религии и веры, заменив их универсальной, общей для всех, имперской, в которой служение и покорность доведены до абсолюта, а достоинство и гордость объявлены смертными грехами. Хотя, с моей точки зрения, наибольшую гордыню проявил как раз Христос. Именно он взялся искупить грехи всего рода людского всего лишь своей кровью и жизнью, оценив ее равной жизни всего человечества. Я бы назвал такую гордыню даже наглостью! Нет, даже не наглостью, а вообще черт знает чем... И слова такого не придумать, чтобы обозвать правильно.

Малорослый и мелкокостный народ обтекал меня на пути к храму, как вода валун. Я смотрел поверх голов, перехватывал любопытные и пугливые взгляды. Так на улицах моих городов привлекает взгляды баскетболистсборной страны. Народ упитанный, краснощекий, хоть и с плохими зубами, злоупотребляет сладостями, а щетки пока созданы лишь для чистки коней.

Взгляд мой невольно зацепился за рослого человека в сером плаще, что показался в дальнем переулке и тут же исчез. По спине прошел холодок, дальше я двигался вроде бы так же расслабленно, но глазами сек во все стороны.

Уже когда подходил к воротам собора, нагнулся и поправил кожаной ремешок на башмаке. Шагах в двадцати сзади человек тут же быстро ступил в сторону и словно растворился в простенке. Сердце мое пугливо стучало, кровь бросилась в голову. За мной явно следят. Кто? Такие рослые люди только в нашем отряде. Асмер, Рудольф, Бернард? Ланзерот не пойдет, он слишком благороден для такого низкого занятия. Нет, не потому, что слишком благороден, а потому что есть кого послать... Принцесса отпадает, священник тоже... Впрочем, священник тоже далеко не карлик.

От костела веяло мрачной торжественностью. За воротами тихо, я прислушался, толкнул тяжелую створку. Эта деревянная стена с металлическими полосами крест-накрест ушла в сторону, зал огромный, суровый, с двумя рядами деревянных лавок со спинками. Посреди проход для троих человек, а там далеко, под противоположной стеной, аналой или алтарь, не знаю, как уж там все это зовется.

На той стороне зала отдельно стоящие массивные сооружения, похожие на телефоны-автоматы для миллионеров – просторные, наглухо закрытые дубовыми стенами, как «мере» закрывается тонированными стеклами.

Дверь открылась, немолодой мужчина в строгой черной сутане смотрел вопросительно. Тут же выражение лица смягчилось, он сказал негромким голосом:

– Входи, сын мой. Я вижу на челе твоем смятение. Это хорошо.

– Смятение? – переспросил я. – Что же в нем хорошего?

– Твоя душа неспокойна.

– Разве покой не важнее? – спросил я. Он подошел вплотную, светлые глаза прошлись по моему лицу. Попы должны быть хорошими физиономистами, как и уличные гадальщики, а этот явно был не последним в их ряду.

– Полный покой только в мертвой душе, – сообщил он. – Смятенная душа всегда ищет пути к Свету... Иной раз эти пути крайне причудливы и извилисты... Что за тревога на твоем челе, сын мой? Почему за твоими плечами я вижу нечто... напоминающее мне тьму?