— Мам, это я… Я еду домой!

— Возвращайся дочка, проживём! Я так боялась за тебя, — обрадовалась мама, ничуть не удивившись. — С того самого дня, как ты уехала…

— Но я заработала только половину!

— Ну и что? Проживём, нам тётя Валя комнату в своей квартире выделила! — засмеялась мама.

— Я приеду не одна, мам! — быстро выговорила Ирина.

— А с кем? — спросила мама очень тихо.

— Угадай! Нет, не надо! Увидишь.

Сонный Пашка глядел на Ирину и улыбался.

— Ты большой мальчик! — закончив разговор, сказала ему Ирина, но Пашка уже спал.

Томск встретил их порошей. На перроне вокзала стояла её мама в китайском пуховике и вязанной шали, с букетиком мимозы в руках.

— Как дела, мужичок? Ты откуда, а?.. Так вот с кем приехала, а я думала ты замуж вышла! — немного грустно сказала она.

— Ни за что, мам! — Ира оглянулась. — А Яшка где? Я думала, он будет с тобой. Он хоть знает, что я приеду?

— С дедом в деревне. Сегодня приедут оба, — мама вздохнула и взяла Пашку на руки. — Давай, я тебя понесу? — Пашка зевнул и стал ворчать, но потом затих.

— Мам, он сирота, — Ирина чуть не расплакалась. — И я не знаю, что делать!

— Сирота так сирота, — мама покачала головой, и они поехали к тёте Вале, маминой сестре.

Пашка визжал от азарта, устроив «поросячьи бега» вместе с Яшкой, которого к вечеру привёз дед.

— Весёлый нрав, — заулыбался Ирин отец, понаблюдав за новым членом семьи. — Ир, а он нам кто? Я, что-то не понял, дочка…

— Тебе точно внук, — Ирина с облегчением заметила, что отец за время её отсутствия повеселел и уже не повторяет фразы: «В нашем доме чужие люди…»

И только ночью, засыпая, Ирина осознала, что не сможет бросить на полпути начатое, ей обязательно нужно вернуться в Москву! И не за оставленными в квартире Виталины вещами, ей необходимо заработать оставшуюся половину денег во что бы то ни стало! Она с трудом заставила себя посмотреть полчаса томских новостей по-местному телевиденью.

— Ты отравилась Москвой, Ирочка, — сказал папа. — Очень жаль. Боюсь, мы потеряли не только старую квартиру, но и тебя!

Он совсем не обрадовался деньгам, вдруг поняла Ирина. Мама обрадовалась, а отец нет.

— Кто там сейчас живёт, не знаешь, мам? — спросила Ирина про старую квартиру.

— Мы не ходим туда, — шёпотом ответила мама. — И ты не спрашивай его ни о чём, хорошо? Он переживает, что не может заработать, а какой из него работник в семьдесят-то лет?..

Из часов высунулась кукушка и, быстро кукукнув, спряталась. Была очень тёмная весенняя ночь и обычная для Томска тишина.

СОННОЕ ОЦЕПЕНЕНИЕ СТАРОСТИ

Бабушка Александрова (ударение на «о») в этот раз сидела у подъезда дома, в котором жила, сутки… Утром ближе к обеду она получила пенсию со всеми причитающимися ей надбавками и, как всегда, давно неработающий зять, отняв львиную долю её денег, выгнал бабушку на улицу. Ввиду этого, всю ночь с 13 по 14 апреля, а также половину ночи на 15-е апреля, бабушка провела на улице у подъезда, согреваясь короткими перебежками до булочной и обратно, игнорируя холодную лавочку и бурча под нос: «Молодая-молода, недогадливая…». Изредка она оглядывалась на раскрытую форточку родной квартиры № 8, и морщилась на блатную музыку радио «Русский шансон» — зятю было жарко и весело. Когда тот уснул, дочка позвала бабушку, и она поспала три с половиной часа, но под утро снова была выгнана проснувшимся зятем на улицу.

Никаких иллюзий старушка не питала уже очень много лет…

БУМЕРАНГ

— Таун! Таун!.. — брякали капли об асфальт. Шёл самый первый московский дождь в ту весну. С крыши редакции «Московской сплетницы» вода текла ручьём. Вернувшаяся из Томска Ирина уже неделю работала в бригаде «Колонки расследований».

Когда она приехала, Виталины в квартире не было, Ира открыла своим ключом дверь и обнаружила записку на зеркале в прихожей: «Я уехала с милым в Турцию! Буду звонить. Плати за квартиру вовремя, а то выселю! Вита».

Ирина с облегчением выдохнула, значит, всё в порядке. В квартире всё оставалось на прежних местах, Виталина дважды звонила, и на автоответчике записался её голос. Архидьяконов, в свою очередь, не звонил и работы не предлагал. В «Конуру» Ирина больше не заходила, решив не торопить события.

В середине недели Ира поехала в Медведково, чтобы узнать про номера машины, которые дала Изотову.

— Значит, вы не успокоились, Ирина? — буркнул участковый, когда Ирина ему позвонила.

— Нет, и не успокоюсь! — пообещала Ирина. — Спасибо вам за дублёнку ещё раз, но одной дублёнкой, вы, Афанасий, не отделаетесь.

— Потому что вы журналистка, — вздохнул Изотов. — С вами свяжешься…

— А вы не связывайтесь! — Ирина положила трубку и вышла из редакции «Сплетницы» на улицу. На мокрой мостовой расползались радужные бензиновые пятна и пахло чумой большого города — тем сумасшедшим запахом свободы и несвободы одновременно…

Участковый Изотов в тесном кабинете общественной приёмной принимал граждан. Ирина, отсидев небольшую очередь, вошла и села напротив.

— Вы сдали анализы? — первым делом без тени улыбки поинтересовался участковый.

— Да, на здоровье не жалуюсь, в космос хоть завтра! — улыбнулась Ирина. — Небольшой дефицит веса, но за лето наем.

— Вы не беременны? — Изотов внимательно смотрел на неё.

— Нет, — покачала головой Ирина.

— Очень хорошо. А все ваши органы на месте?

— Вроде да, — Ирина рассмеялась. — За исключением мозгов.

— Значит, из списка остаётся… — Изотов что-то вычеркнул на листке бумаги. — Итак, трафик наркотиков, рабство, проституция, зомби и заложница.

— А что вы имеете виду, Афанасий, говоря про зомби? — Ирина поморщилась.

— Идеальный исполнитель любого преступления с последующим его уничтожением. Или самоуничтожением, — Изотов говорил без запинки, как примерный ботаник на экзамене.

— А как это применимо ко мне? — задумчиво спросила Ирина.

— Пока не знаю, — Изотов нахмурился. — Так, что вы ещё хотите, уважаемая Ирина Кузьминична от меня? Давайте уточним, хорошо?

— Вы разыскиваете Настю, которая сдала мне комнату или нет?

— Ну, допустим, завтра я найду эту Настю и что дальше? — Изотов повернулся и выключил кипящий электрочайник.

Ирина на секунду потеряла дар речи.

— Как что?! У меня пропали все деньги, которые были при мне, это раз! Где я была целый месяц, это два! У вас на участке крадут людей, между прочим, а вы пьёте чай с сушками, это три, — Ирина покосилась на две чашки, в которые Изотов сыпал заварку.