— Давно?

— Нет.

— Послушай сын, я тебе не буду говорить о приоритетах и так далее. У тебя один приоритет сейчас- твои яйца. Но, если будут косяки на службе в виде зажиманий, сношений в каждом углу, то я тебя отправлю в Забайкалье. Вне штаба и работы- ваше право проводить время, как хотите, но не здесь.

— Понял.

Отец подошёл ко мне и положил руки на плечи.

— Сын, пойми, мне нравится Тэкла, хотя она и хамка своенравная временами, я знаю ее с рождения. Я помню времена, когда она была крошечкой. Ничего не имею против вашего общения. Но меня настораживает та сила, которую она сегодня всем нам показала.

— Я могу ее сдерживать.

— Сейчас да. А через месяц, год, два, когда она выйдет на новый уровень? Ты думаешь, что она дальше не будет развиваться? Будет. Ещё как.

— Я смогу.

Разговор был крайне напряжённым, но он состоялся и теперь полковник знал всё. Скорее всего он доложит наверх о наших отношениях и о ситуации в кабинете. Но мы справимся. Главное, что мы вместе.

Когда добрались до концертного зала, разделил всех на группы, отправил каждого в свою часть здания. Народу было полно. И вампиры, и оборотни, да даже те же демоны. Все были здесь, вперемешку с обычными людьми. Слушали музыку, танцевали.

На удивление задержали только двух вампирш, которые в туалете пытались перекусить очень обдолбанным парнем. На вопрос, почему нарушают? Ответили, что от обдолбанного донора кайфа больше.

После концертного зала, поехали дальше в ночной клуб. Там уже было только наше отделение. Остальные по своим точкам разъехались.

Там вообще всё было спокойно и мирно. Мы с Тэклой стояли рядом, напротив диджея.

Я слегка приобнял ее, но так, что бы никто не заметил и сказал на ухо:

— Где оно должно быть?

— Что? — переспросила она.

— Наше первое свидание. Где оно будет?

Я чувствовал, что она улыбается.

— В твоем доме на заливе. — проговорила она и незаметно сжала мою руку.

Под утро мы вернулись на базу, чтобы отдохнуть в восстанавливающей капсуле, но по дороге, по одобрению всего десятка, завезли Тэклу в круглосуточную парикмахерскую. Плюс крупного города. Почти всё работает 24 часа. Причёску ей подправили и она уже больше походила на ободранную кошку.

Глава 25. Тэкла.

Жечь прекратила метка почти сразу, но воспоминание о боли преследовало меня постоянно. А то, что это не последний раз, просто ввергало в ужас.

Но это мой выбор. Я выбрала Атея и Питер.

Делала себе эту метку в течение трёх недель каждый вечер. Да, к боли привыкаешь. Она осталась той же, но переносить стало чуть легче.

— Десяток, — собрав нас как-то перед очередным патрулированием, сказал Атей, — нам высокое начальство предоставило 3 дня выходных. После возвращения из полей, ровно в 12 нуль-нуль вы все свободны. В наше расположение прибыть в субботу в те же 12 нуль-нуль. Вопросы?

— У меня, — проговорил Костя, — что делать целых три дня на гражданке-то?

Послышался смех.

— Вопросов нет, — ответил сам себе Атей.

Патрулирование прошло штатно и мы уже в 12:15 выезжали с парковки в сторону Зеленогорска.

— Зданимир как отнёсся, что мы вместе выходные проводим? — спросила я, смущаясь.

То, что про нас знают все, стало понятно на следующий же день, после моего светопреставления в кабинете полковника. К нам заявилась проверка. Дергали всех, выворачивали души и выкручивали мозги. В итоге постановили, что нашим отношениям быть. Спасибо великодушное. Но я не понимала, как отнёсся отец Атея к тому, что мы с ним стали парой. Мы вообще почти не виделись наедине все это время, так что спросить не получалось.

Как-то командир заглядывал в гости. Но мы тогда не разговаривали практически. Заняты другим были.

— Нормально. Думал, что будет хуже. Сказал, что рад за нас.

Я чувствовала, что это правда. Атей вообще не врал никогда. Говорил всё в лицо. Эта его прямолинейность очень бы мешала, если бы он был обычным человеком и работал, допустим, в офисе.

Я взяла его за руку и сказала:

— Хорошо, когда не надо прятаться.

— Это точно.

Дорогой болтали о службе, вспоминали, как мы с ним первый раз приезжали в дом, как всё было непонятно и запутано.

— Хотел сказать, Дарья и Василий в отпуске. Так что мы с тобой в доме будем одни.

— То есть, можно делать что хотим, как хотим и где хотим?

Он усмехнулся:

— Это конечно да, но я про то, что готовить придётся. Ты же умеешь?

Только сейчас осознала, что мы друг про друга ничего толком и не знаем.

— Какая твоя любимая книга? — задала вопрос, поставивший его в тупик.

— Это какой-то вопрос с подвохом? — спросил он.

— Нет, хочу знать о тебе всё!

В доме было непривычно пусто и тихо. Только успели зайти, как Атей подхватил меня на руки и прошептал:

— Я соскучился.

Распаковкой вещей смогли заняться только через пару часов.

Как же здорово, что можно не контролировать себя. Мы были свободны и были только он и я.

Обед готовить не надо было. Даша наварила борщ утром. Но вот с ужином пришлось повозиться. Я начинала готовить, а Атей всё время норовил меня отвлечь, то обнимая, то подкалывая.

С горем пополам запекла овощи с куриной грудкой, которую теплой мы тоже так и не поели. Когда уже стемнело, Атей сказал:

— Что за новая метка на ноге?

— Что? — переспросила я.

— Метка. Что она означает?

Я замялась, потому что не хотела вдаваться в подробности. Зная его, понимала, что предпочтёт, что бы меня услали за тридевять земель, чем позволит причинять себе боль.

— Да так. Что бы нечисть меня не узнала.

Тут же кинула взгляд на часы. Метка перестала действовать несколько часов назад. То есть, по идее мне надо будет утром, если мы планируем выходить куда-то, нанести новую, либо сидеть дома.

Выбор пал на дом, так как заняться нам было чем.

Прошли наши прекрасные выходные и надо было через пару часов возвращаться на базу. Теперь остро стоял вопрос, как нанести метку, что бы Атей не видел самого процесса.

Зайдя в ванную комнату, закрыла дверь и достала писало. Ну что, закусив полотенце, стала выводить на ноге буквы глаголицы. Не рассчитала только, что запах палёной кожи будет всё равно распространяться.

Атей стал стучать в дверь, а я не могла бросить дело на пол пути. Из глаз текли слёзы, полотенце в зубах пропиталось слюной. Не могла ответить от слова совсем.

Он стал