Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не знаю, что тебе сказать, чтобы стало легче. У меня нет таких слов. Да ни у кого их нет. Иди к себе. Сегодня ночью не выходишь с нами. Завтра в 5 в зале. Не задерживаю.
Я развернулась и ушла.
На самом деле я была ему благодарна, что не стал утирать мне сопли. Что он не стал меня успокаивать и сюсюкать. Просто отпустил, что бы могла нормально прореветься у мамы на груди.
Когда зашла в комнату, то увидела, что Зданимир стоит напротив мамы и что-то громко ей пытается объяснить. При моём появлении он замолчал.
— Заюшка, так рано? Тренировка закончилась?
— Мам, — только и смогла сказать.
Я бросилась маме на грудь и зарыдала. Сквозь свои всхлипывания, услышала слова полковника:
— Марайке, я тебя предупреждал. Она совсем цыплёнок! Куда ее в стаю к коршунам?
— Зданик, тише.
Я поняла, что сейчас решается моя судьба. Проглотив подходившую новую порцию слёз, повернулась и спросила:
— Неужели все ратники рождаются без эмоций и чувств?
— Нет, Тэкла, — ответил мне отец Атея, — но они приходят к нам уже с определённым жизненным опытом. Твоя Марина….Марина стала ратником, после того, как на ее бригаду скорой напала стая оборотней. Она тогда работала в Карелии на скорой. Порвали всех. Ей тоже досталось. С ней тогда в машине вторым фельдшером работала ее мать.
Я слушала и у меня сжималось сердце.
— Мы нашли ее через через сутки. Каким-то чудом смогла себе оказать помощь, вытащив медикаменты, какие были в машине, отползла подальше и спряталась. Уже "стиратель" ей не смогли дать, но поняли, что, если она выжила, да с ума не сошла, то сможет стать хорошим ратником.
— Какой ужас….Моя Маринка…
— Так что, барышня, подумай, куда ты лезешь и кто с тобой работает. У них у всех очень черное прошлое, которое невозможно забыть. И именно это помогает им в службе. Они делают это не за деньги, а за себя, — Зданимир вышел из комнаты, не попрощавшись.
То есть, все эти девчонки и мальчишки, шутившие в зале…Они так же, как и Марина прошли через похожую мясорубку. Я не хотела это воспринимать, но мама сказала:
— Да, заюшка, все эти ратники-люди прошли через реальный ад. Но каждый день они стараются оградить людей от того, что пережили сами когда-то. Иногда это удается, иногда нет. Кстати, девушку, которую вы отбили у вампиров, врачи спасти не смогли, но вспомни, скольких вы спасли сегодня из клетки, а скольких потенциальных жертв удалось избежать.
Я с удивлением смотрела на маму.
— Откуда ты знаешь?
— Отчёт смотрела. Имею право. Я верховная чародейка.
Мама положила мою голову к себе на колени и стала гладить.
— Тэкла, если ты хочешь, то мы всё прекращаем и уезжаем в другой город. Там нас спрячут и мы сможем начать всё заново.
— Мам, ты правда думаешь, что смогу от себя убежать? Я не смогу спать спокойно зная, что могу помогать и спасать людей, но вместо этого наслаждаюсь жизнью.
Я чувствовала, что мама улыбается:
— Тогда соберись. Ты — дочь своего отца. Его слова звучат в твоих устах сейчас.
Мама обняла меня крепко и спросила:
— Хлыст сегодня пригодился?
— Нет, мам.
— Тогда давай снова тренироваться. Всё же я ещё и боевая чародейка по совместительству.
Глава 21. Атей
Увидев Тэклу утром на тренировке, сразу понял, что ей надо не здесь быть, а в другом месте. Настолько рассеянной видел ее в первый раз.
Конечно я понимаю, что может быть не так поступают с дорогими людьми, когда хотят утешить, но почему-то показалось, что всё сделал правильно. Надеюсь, что Марайке сможет ей помочь лучше меня.
День закончился, как обычно. Тренировки, сон, потом снова тренировка, патрулирование.
С одной стороны было проще, что Тэкла осталась в штабе, с другой мне ее не хватало.
Когда в 4:30 зашёл в зал, то увидел ее. Она лупила грушу со всей дури.
— Поспать успела? — сказал и бросил ей полотенце.
— Да, — запыхавшись, ответила — А что?
— Ничего.
— Мне разрешили сегодня ночью снова с вами идти.
Она развернулась и опять стала лупить грушу.
— Как знаешь.
Разговор не клеился. Ладно, значит будем тренироваться. Вторая груша всё равно висит без дела.
Встав рядом, начал отрабатывать удары. Но в комнате становилось невозможно жарко. Я не мог понять почему. Тогда повернулся в сторону Тэклы и увидел, что ее глаза пылают, от тела идут электрические разряды, но не такие, как в тот раз, когда мы целовались, а агрессивные и горячие. Она била грушу и вдруг та порвалась! Весь песок, который был внутри, ухнул разом на пол, а из перебинтованных кулаков Тэклы сочилась кровь.
— Эй, да что с тобой?
Схватил ее и прижал к себе. Она тяжело дышала и не смотрела на меня. Я понимал, что она чувствует. У меня было всё тоже самое поначалу. Мы все через это проходим.
Когда она восстановила дыхание, то стала плакать. Я взял ее на руки и понёс в тренерскую. Посадив на диван, пошёл за аптечкой.
— Я тебе руки обработаю, но пойдёшь всё равно к врачу. Ты, если идёшь сегодня с нами, то надо, чтобы могла работать руками. Поняла?
— Да, прости. Такое больше не повторится.
— Повторится, — сказал, заканчивая обрабатывать ее руки. — И не раз. Но инвентарь казённый не круши. Можешь мне навялять, если хочешь.
Она засмеялась.
— Хочу и наваляю, но только после врача. Спасибо.
Я выдохнул. Если смеется, понимает шутки и отвечает на них, значит жить будет. Надеюсь, что долго и счастливо.
Я продолжал сидеть перед ней на коленях, когда она наклонилась и поцеловала меня.
Потом резко встала и вышла из комнаты.
Ну что ж. Хоть между нами всё более или менее спокойно.
Ночью мы выезжали на патрулирование. Сегодня лил дождь, а значит все самое отвратительное будет в клубах и подъездах. Но на удивление всё прошло в штатном порядке и мы вернулись спокойно на базу.
Так продолжалось несколько месяцев. Мы выезжали вместе с Тэклой и ребятами. Иногда приходилось попотеть, но это больше было исключением.
Но за всё это время, она ни разу не напомнила мне про свидание. Да и видеться мы стали вообще редко. Даже наши короткие поцелуи и те прекратились. Мне было странно, но понимал, что она переживает новую веху своей жизни. Тем более со дня на день ее мама должна покинуть базу.
