Мальчик кивнул, буравя взглядом место на фоне сине-зеленой туманности, где должна была располагаться пара черных дыр.

– Или такая мерзкая штука, как хроноклазм… Помнишь, как в такую область попала одна наша экспедиция тридцать лет назад?

– Помню. Проходили. Учитель Лех нам рассказывал. И показывал, что там было.

– Вот-вот! Тот хроноклазм просто прозевали. Потому и пришлось потом попотеть, прежде чем вытащили бедолаг.

– Там еще большой звездолет Зерте помогал, – вставил юнга.

– Конечно. Как соседям не помочь! Они нам – мы им. Но не только катаклизмы – мы разведываем их возможные источники и причины. Еще мы ищем другие цивилизации, чтобы установить с ними контакты. Ищем пустые планетные системы, которые можно колонизировать. Также ищем и потерянные цивилизации.

– Вот как сейчас нашли Йос.

– Да. Как сейчас, – тут же погрустнел Лок. – И хорошо, если мы успели…

Настала пора выпускных экзаменов. Пора, жаркая для стремящихся продолжить обучение. И пора расслабленного, полурастительного существования для тех, кому это было ни к чему. Последние ничего не сдавали, просто получали справки об окончании школы без аттестации. Не потому, что были дураками по природе. Или калеками. Просто не видели в этом смысла. И таких хватало.

Дальше учиться – слишком дорого, семейный бюджет не потянет. К тому же стиль учебы, неизменный с тех времен, когда еще существовала система «двух коридоров»[8], не способствовал получению качественных знаний. Дети тупо изучали разную чушь на «облегченных» курсах, пели на уроках пения, бегали на уроках физкультуры. Лишь немногие занимались всерьез, лелея надежду все-таки получить хорошее образование, поступив хотя бы в колледж[9]. Они не собирались становиться простыми рабочими или устраиваться на побегушки к тем, кто, как минимум, закончил тот же колледж.

Они рассчитывали на большее. Брали дополнительные курсы для изучения и сдачи. Заранее, еще в начале учебного года, чтобы успеть подготовиться. Диего и тут умудрился поразить всех: не только набрал кучу дополнительных курсов, да еще и всего лишь за четыре месяца до экзаменов, но и сдал их с отличием.

Это был небывалый результат в истории школы и, как вскоре оказалось, в истории штата. Правда, уже через неделю всплыли аналогичные случаи в школах других штатов, но все равно Диего был первый.

И так как он стал первым, СМИ из него сделали героя.

Немедленно появился тот самый профессор, которого они с Карменситой Ибаньес случайно встретили в библиотеке, и предложил грант на поступление.

Но тут уже сам Диего-Сергей попадал в щекотливую ситуацию.

Оно, конечно, очень хорошо, если поступить в университет по гранту и там отучиться. Но беда была в том, что по выходу он становился рядовым «яйцеголовым», лишенным избирательных прав и вынужденным подчиняться тем, кто прошел федеральную службу. Так как Карменсита оказалась в тени его славы и гранта на поступление не получила, то Диего-Сергей немедленно предложил профессору взять ее на грант. С великим сожалением профессор сообщил, что грант был именной, и передать его «глубокоуважаемой… и т. д.» он не может, несмотря на ее несомненно выдающиеся таланты.

После, правда, предпринял очень серьезную атаку на Диего с целью убедить его все-таки поступить в университет. Но попытка провалилась. Юноша оказался неожиданно упрямым. Как ни убеждал его профессор в том, что избирательные права для серьезного ученого – это чепуха и ничего не значащая привилегия, Диего остался при своем мнении.

Затем его попыталась уговорить администрация школы, но для нее у Диего был безотказно срабатывавший в прошлом образ «сиволапого фермера». Шоу, которое он разыграл перед «представительной комиссией» из директора, завуча и учителей, произвело на всех присутствующих неизгладимое впечатление. Подтвердив в их глазах миф, что шизофрения и гениальность – практически одно и то же.

О том, что их ловко разыграли, учителя, естественно и не подозревали. Но это были уже проблемы администрации школы.

Благодаря СМИ Диего узнал, что аналогичным образом безупречно справились все остальные заброшенные в мир Йос соотечественники-каллистяне.

Казалось безрассудным, что, стартовав вот так феерически, они привлекают к себе всеобщее внимание. Ведь разом засвечивается большая часть десантников-прогрессоров. Но, как известно, если что-то хочешь хорошо спрятать – положи это на самое видное место. К тому же отношение к «яйцеголовым» в местном обществе было уничижительно-пренебрежительное. А в иерархии «крутизны» – не просто предвзятое, а презрительное. Каллистяне под прикрытием этого образа становились на значительное время как бы невидимыми для тех, кто попытался бы проанализировать ситуацию на предмет поиска людей и группировок, наиболее опасных по части захвата власти.

Впрочем, бонус невидимости срабатывал только до окончания прохождения прогрессорами федеральной службы. Ведь высокоинтеллектуальные граждане ее проходили и, следовательно, становились реальными претендентами на руководящие должности весьма редко. Но к тому времени факт массового небывалого результата на выпускных экзаменах школ мог и позабыться.

* * *

Если бы Карменсита была изначально безнадежно испорченной личностью, то, скорее всего, Диего-Сергей не стал бы с ней возиться. Но все же под покровом стервозности в ней чувствовалось нечто человеческое. Сама стервозность как раз являлась прикрытием и защитой той самой человечности. Защитой души от грязи мира.

Беда Кармен, как и всех остальных девочек с сильным умом и крепким телом, заключалась в том, что стервозность со временем пропитывала душу, заменяя собой все хорошее. В глубине души Карменсита это понимала, но будучи не раз и не два битой жизнью, она раз за разом, как в броню, закутывалась в образ, который себе избрала. Чтобы отказаться от него, необходимо было найти другие опоры в жизни. И тут, столкнувшись с Диего, с его очень странной компанией, она эту опору вдруг почувствовала.