– Мне очень холодно, дюд. Хочу согреться. Давай его быстрее.

И Петя схватил вафельный стаканчик и откусил от него приличный кусок.

– Согреться? Ну-ну, – протянул я, раздеваясь и снова спешно одеваясь, ибо в Петиной квартире стояла прямо-таки февральская стужа. Я прошел в гостиную и огляделся; никого, кроме нас двоих, там не было.

– Преферанс отменяется, – заявил Петя, – и никто больше не придет. Есть дела поважнее. Одевай вот эту зимнюю овчину и садись со мной.

Он доел свой вафельный стаканчик, уселся на диван, закрыл глаза и затих. Я устроился рядом, стараясь согреться в его тулупе, но получалось плохо, ноги сильно мерзли. Через несколько минут я не выдержал и спросил его, что здесь вообще происходит.

– Я вспоминаю историю лопарей, – ответил он шепотом, – не волнуйся, ты мне скоро понадобишься и я введу тебя в курс дела. А пока сиди, грейся, и не прерывай меня.

Петя снова отключился, а я прошелся по гостиной и хотел было засесть в кресло эмира, но обнаружил в нем макет древнего корабля, кажется, древнегреческого. Макет был прекрасной работы, с парусом и мельчайшими деталями. Налюбовавшись им, я вернулся к дивану, съежился в самом его углу, накрыл ноги пледом, согрелся и начал потихоньку клевать носом. Я впал в какую-то странную полудрему; мне стал сниться этот самый корабль, только настоящий, огромный, плывущий почему-то среди льдин в холодном северном море. На палубе мерзли и закутывались в хитоны греки. Один из них кричал другому: «Ну что, Пифей, нашел свою Гиперборею? Мы все замерзнем здесь до смерти». Во сне я вспомнил, что Пифей однажды достиг на греческом корабле Британских островов, но про то, что он плавал еще дальше и искал Гиперборею, я не знал. Тем временем корабль приблизился к берегу и я отчетливо увидел северных оленей и людей в меховых шапках и длинных куртках из оленьих шкур. Не знаю, долго ли я пребывал в этой полудреме, но вдруг громкий Петин голос привел меня в чувство:

Эй, дюд! Ты что тут, спишь, что-ли?

– Все, Петя, уже не сплю. Ну что, ты готов?

– Да, порядок. Сейчас начнем. Посиди минуту в тишине, а потом слушай и не перебивай.

Петя замолчал, а я встряхнулся, чтобы сбросить с себя этот досадный, болезненный сон. Греки. Опять греки. При чем здесь греки? Угораздило же увидеть такой сон среди бела дня.

– Ну, слушай, – Петин голос прервал мои неприятные мысли об этом сне. – В четырнадцатом веке Варзуга была самым крупным поселением на Кольском полуострове. Там жили лопари – удивительный саамский народ – мечтательный, мягкий и безобидный. Жили они веками одним и тем же укладом жизни с незапамятных времен, и тогдашняя Новгородская республика не вмешивалась в их жизнь. Сейчас мы с тобой побываем на их празднике окончания зимы и начала рыболовного сезона. Сегодня у них первое полнолуние в мае – в этот день они отмечали праздник Аккрувы – богини моря, покровительницы рыбаков и рыболовства. Считается, что в этот день Белое море освобождается ото льда и надо задобрить Аккруву и принести ей жертвы и дары. Лопари в течение многих тысяч лет были такой законсервированной популяцией, они жили в этих местах задолго до прихода финнов и любых европейцев. Они – настоящие аборигены северной Европы. Их всегда было немного, они никуда не плавали, ни с кем не торговали, а все потому, что были вполне довольны тем, что имеют, и не искали добра от добра. Зимой они охотились на куниц и медведей, летом занимались рыболовством, держали иногда овец, но в основном, конечно, жили за счет разведения северных оленей. На лопарей никто не нападал, ибо земля их считалась бедной и непригодной для жизни; между тем, мало найдется в мире наций, которые прожили в абсолютном нетронутом счастье в течение многих тысяч лет подряд. Лопари ни в коем случае не работали не покладая рук, ибо не были ни земледельцами, ни кочевниками. У них оставалось много времени на досуг и всякое сочинительство; почти все современные северные легенды идут от них, в том числе и сказка про избушку на курьих ножках – все их амбары и кладовые были такие. У них были удивительные игры, и между прочим, первые карточные игры пошли тоже от них; карты они шлифовали из сосновой коры. Лопари жили в одной непрекращающейся медитации, время у них и шло и не шло. Полгода двуцветная жизнь: черная сверху и белая снизу; хруст снега, огонь очага, тягучие песнопения, игры и больше ничего. Другие полгода все студено-бледное: небо, вода и рыба; радость новорождения и летних промыслов; омовения в долгожданной сочно-зеленой траве и желто-хитром, капризном солнце. И так цикл за циклом, без перемен, без начала и без конца. Как видишь, пространство для счастья у лопарей не менялось от поколения к поколению, как у других народов, подверженных постоянным изменениям образа жизни. У лопарей это была одна сплошная эпоха счастья. Ну да ладно. Давай ближе к делу. Сейчас ты увидишь, как жители Варзуги празднуют и отдают дань Аккруве. Мы будем смотреть вместе, но, дюд, внимание, – и Петя строго посмотрел на меня и поднял палец вверх, – в один момент я тебя отключу и ты очнешься снова в моей квартире. Дело в том, что мне нужна твоя помощь: минут так через пятнадцать после этого дай мне понюхать нашатыря и можешь даже стукнуть меня прилично, если я не буду возвращаться. Я, дюд, очень боюсь, что сам могу и не найти сил вернуться оттуда.

Своим рассказом Петя снова ввел меня в состояние, которое я испытывал в предыдущие наши погружения в прошлое: я вдруг стал видеть то, о чем он говорил. Я обнаружил себя стоящим рядом с Петей на берегу сурового моря, сплошь запруженного грязно-белой ледяной наколотью. Между скособоченными и взгромоздившимися друг на друга массивными льдинами блестели широкие черные полыньи; над морем гудел и клокотал свирепый, мощный ветер, он как будто дул по кругу и мешал гигантской ложкой все это разломанное ледяное поле, помогая ему раскрошить и уничтожить само себя. Было не холодно, градусов пять-семь выше нуля; в воздухе чувствовалась не то чтобы свежесть наступающей весны, но точно смерть зимы. Я отвлекся от захватывающего зрелища ледолома и оглядел береговую линию. Но черт побери, что это? То, что я увидел на побережье, совершенно поразило меня. А увидел я в точности то, что наблюдал в моем недавнем сне