Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И я так думаю, госпожа Ванага. Ищу и думаю, что если смогу его найти, то это было бы совсем неплохо. Вот только как его узнать, того парня…
Ванага задумалась, и пепел от ее сигареты упал на вычищенный до блеска стол:
– Так тебе любой, значит, парень, нужен-то?
– Ну, не знаю.
– Дык, путник или нет?
– Думаю, из этих, истинных.
– Так вон, – указала ему она на одного из посетителей. – Смотри, там Ветерок сидит. Только с задания примчался. Да и они вроде с твоим начальником на короткой ноге.
– Я думал, все путники между собой на короткой ноге.
– Ты не там смотришь, сержант, – покачала головой повар. – А теперь беги, дружок.
– Спасибо за совет, госпожа Ванага, – ответил ей сержант запаса.
Андрейко никогда не обижал цивильных или цивилизованных. Вообще тех, кто не носил форму и не был отчасти путником. Потому как форма и знак Пути для сержанта запаса были чем-то взаимодополняющим. Поэтому он уважал серкулуса, ведь у него и знак Пути, и знак защитника Гильдии Ветра. Да и Ветерок, значит, тоже из этих. Из истинных путников. Он редко видел в Пути этого человека, хотя и знал, что есть такой. Приятной наружности. Не высокий и не низкий, достаточно пропорциональный и хорошо сложенный. Короткие темно-русые волосы, опрятная эспаньолка, извечная полуулыбка на лице. С ним и посидеть захочется, и задушевно поговорить о том о сем. Пропустить пару стаканчиков после смены или просто обмолвиться парой-тройкой фраз. Одним словом, Ветерок располагал к себе.
Только сержант запаса еще знал и то, что этот человек весьма странный. Жил не в Гильдии Ветра, а на Общем этаже. Сюда заявлялся крайне редко и, говорят, вечно надирался до полусмерти в дешевых трактирах. Он на своей памяти видел этого истинного в общей столовой всего пару десятков раз.
– Мое почтение, господин Ветерок, – обратился он к путнику.
Тот в свою очередь внимательно осмотрел сержанта запаса с ног до головы, перевел взгляд на жетон, который Андрейко ему показал, проглотил кусок булки, который до этого жевал, и только затем ответил:
– Честь имею, сержант. – Ветерок выгнул бровь. – Что вас заставило обратиться ко мне?
Сержант запаса все же про себя отметил, что подобных типов на его прошлой работе обычно обвиняли по двум статьям: либо в воровстве, либо в убийстве, а еще в контрабанде и множестве других смертных вещах. Такой и с мертвеца ботинки снимет – не погнушается. Мародер. Да, определенно, подобные Ветерку люди не могут быть чистыми на руку. Это просто невозможно. Хотя он и путник. Но истинный ли?
– Серкулус приказал вам к нему явиться, – пояснил Ветерку Андрейко.
Тот лишь хмыкнул, быстро допил свой сок и, кивком указав в сторону двери, сказал:
– Теперь я в вашем полном распоряжении, сержант запаса. Видите меня к серкулусу.
10:00
– Что же это случилось в Пути, а, братцы? – причитал гном. – Наш крылатик медленно уплывает в руки миротворцам, и никто и пальцем пошевелить не может?
– Не знаю, Железняк, не знаю, – отвечал ему другой. – Начальству-то наверняка виднее…
– Это госпожа Шиско, что ли? – откликнулся какой-то гном. – Дык она не такая. Она наше в чужие руки не даст. Клянусь Сивым, что не даст. Не такая наша Соша.
– Да, остановит все, – кто-то еще присоединился к разговору между механиками. – И меч разящий свернет, если надо будет.
– Правительница не даст. Она никогда решений не меняет.
– Ой, что же делается-то.
– Срам-то какой. Первый полет межпространственника и этим бездарям отдать. Нашу-то технику. В такое-то время. Безрассудство. Куда только главный механик смотрит, – опять послышались причитания.
Бор, стоявший плечом к плечу с механиками-гномами, слышал краем уха, как те тихонько гомонили меж собою. Он прекрасно понимал их. Бесчестье – отдать первый полет другой Гильдии. Это как вручить ключи от шкатулки с драгоценностями ее потенциальному расхитителю.
– Бромур, – кто-то легонько толкнул его в плечо.
– Да?
– Ты дурак, Туркун, – взгляд исподлобья. – Как ты мог им это позволить?
Микуна никогда не внимала доводам рассудка и подчинялась лишь собственным эмоциям. Точно кораблик в бушующем шторме, она плыла по несущей ее волне, даже не думая о рифах и мелях. Только природное чутье и сноровка спасали ее от гибели. Она была странным человеком. Бронзовым. И волосы, и кожа, и глаза – все имело в точности один цвет, только оттенки немного менялись. Микуна казалась Бору статуэткой. Бронзовой статуэткой, обладающей противоречивым нутром. Точно мягкая и твердая сталь навсегда сплавились в ее сердце, делая только сильнее. Будучи непревзойденным асом, она всегда работала сама, потому как риск был ее второй натурой и девушка не хотела никого, кроме себя самой, подвергать ему. Уж если она шла на риск, то полностью, с головой, наперегонки с ветром. Только одно удивляло Бора – девушка не была путником. Хотя в его глазах она олицетворяла собой Путь. Сам ветер. Переменчивый и шквальный.
– Нет, как ты мог это сделать? – она говорит от всего сердца и ее слова огнем жгут сердце командору.
Бор и так слишком хорошо осознавал, как мало он приложил сил в попытке прекратить грядущие испытания. Бесспорно, то, во что все превратилось, лишь его вина.
– У меня не было выхода, – негромко отвечает он.
– Выход всегда есть! Не бывает безвыходных ситуаций.
– О да, не бывает. Вот только выход из них не всегда приходится по нутру, – негромко замечает командор, взглядом указывая в сторону плаца.
– Ты дурак, слышишь меня! Дурак! – упрямо гнет она. – Я тебя ненавижу, Туркун. Там же наш крылатик!
В порыве гнева она неистово ополчилась против него, на мгновение позабыв о всякой субординации. Неожиданно сдерживается. Отворачивается. Уходит.
Пошло-поехало. Бор уже давно не обращал внимания на то, что девушка ни к кому не обращается по званию, да и ее прямолинейность тоже не секрет, но вот тон, с которым она говорила, неприятен. Он – точно молот, беснующийся по наковальне.
Вот она славная Гильдия Ветра – великая и всемогущая.
Неужели они могут опуститься столь низко?
Бромур Туркун понимал, что дела у них уже давно неважные. К тому же новые открытия и без того пошатнули основу жизни Пути. Теперь еще этот показательный полет. Другие Гильдии точно издеваются над ними, показывая жителям Гильдии Ветра, где их место. Дожились – называется.
Со своего места он видел Катарину. Он различил ее по огненно-рыжей шевелюре, трепещущей на ветру. Она тростником стояла в центре плаца, возле колонны Согласия. Рядом с ней был Ацту и какой-то сменщик. Начальник ночной смены сонный, едва ли не с постели поднятый на ноги, постоянно пытался подавить рвущиеся наружу зевки. Стоящий бок о бок с ним сменщик напротив – изрядно весел. Он призывно улыбается. Вот только чему? Своим ли мыслям или же чему-то на плаце? Кто его знает.