Я пролежал связанным, должно быть, часа два-три, когда в пещеру вернулась Со-та. В руках у нее был острый нож, между прочим, мой, которым она разрезала мои путы.

- Пойдем, - сказала она. - Со-та отправится с тобой к Галу. Настало время для Со-та покинуть Банд-лу. Мы вдвоем пойдем к Кро-лу, а потом к Галу. То-жо убьет тебя сегодня ночью. Он убьет и Со-та, если узнает, что Со-та помогла тебе. Мы уйдем вместе.

- Я пойду с тобой к Кро-лу, - отвечал я, - но потом я должен буду вернуться к своим по направлению "к Началу".

- Ты не можешь вернуться, - сказала она. - Это запрещено. Тебя убьют. Тому, кто дошел, - возврата нет.

- Но я должен вернуться, - настаивал! я. - Там находятся мои друзья. Я обязан вернуться и привести их сюда.

Она настаивала на своем, я на своем, но в конце концов мы согласились на компромисс: я провожаю ее к Кро-лу, а затем возвращаюсь обратно за своими и веду их на север, в где меньше опасностей со стороны как хищников, так и двуногих. Она принесла мне все мои отобранные вещи - ружье, патроны, нож и термос, и рука об руку, спустившись с холма, мы отправились на север.

Путешествовали мы три дня, пока не прибыли в деревню, состоящую из множества крытых хижин. Был час заката.

Со-та объявила мне, что она должна войти одна, и будет лучше, если меня никто не увидит, раз я все равно собираюсь нарушить запрет и вернуться на юг, что по местным законам карается смертью. На этом мы с ней и расстались. Она была доброй девушкой, надежным и верным товарищем, и, по меркам своего окружения, изящной и к тому же добродетельной. Она была женой То-жо. Среди кро-лу ей предстояло обрести нового мужа, следуя странным для нас обычаям Каспака, но она совершенно откровенно заявила мне, что после моего возвращения она оставит мужа и перейдет ко мне, поскольку я ей очень нравлюсь.

На задворках деревни, даже не попытавшись разглядеть ее обитателей, я распрощался с Со-та и пустился на юг. На третий день пути я решил обойти с запада пещеры Банд-лу, так как встреча с То-жо не сулила мне ничего приятного. На шестой день я добрался, наконец, до холмов племени Сто-лу. Сердце мое билось все сильнее с каждым шагом, приближающим меня к Лиз. Скоро я опять обниму ее, вновь почувствую ее горячие губы на своих губах. Я был уверен, что она в полной безопасности среди "людей топора", и уже представлял себе ее радость и светящиеся любовью глаза при нашей встрече. Миновав последние перед пещерами деревья, я почти бегом устремился к склону.

Солнце уже давно взошло. Женщины должны уже были вернуться со своего омовения в луже, однако, приближаясь, я не мог уловить признаков жизни. "Они, должно быть, задержались", - подумал я, но подойдя вплотную к подножию пещер, я с горечью ощутил, как все мои надежды рушатся в бездну. Разбросанные тут и там, начисто обглоданные немые свидетели происшедшей трагедии - более двух десятков скелетов членов племени Сто-лу - предстали передо мной. В пещерах наверху движения тоже не наблюдалось.

Я внимательно осмотрел ужасные останки, ежесекундно опасаясь найти среди них прелестную головку моей любимой и навек распроститься с мечтой о счастье, но к моему облегчению ничего, даже отдаленно напоминающего останки современной девушки, я не обнаружил. Значит, надежда еще не потеряна.

В последующие три дня я обыскал всю местность во всех направлениях, но не обнаружил даже следов "людей топора". В конце концов я прекратил поиски и отправился к форту "Динозавр".

Целую неделю - неделю борьбы с опасностями и ловушками первобытного мира шел я на юг, по крайней мере, я так полагал. Солнце не появлялось, дождь лил почти беспрерывно. Встречавшиеся мне хищники, как сговорившись, были особенно свирепы, но так или иначе, я выжил. В один прекрасный момент я понял, что снова заблудился и что даже

год яркого солнца не поможет найти мне дорогу домой. А в довершение всех моих несчастий я снова наткнулся на могилу - на этот раз Уильяма Джеймса. На грубом каменном надгробии стояла дата - 13 сентября - и была указана причина смерти - встреча с саблезубым тигром.

В этот момент я готов был сдаться. Никогда прежде не чувствовал я себя таким беспомощным, одиноким и утратившим последнюю надежду. Я заблудился, и не знал, где искать своих друзей, не знал даже, живы ли они вообще. По правде говоря, я не мог заставить себя поверить в то, что они еще живы. Я был уверен, что Лиз тоже погибла. Я хотел умереть - и все же цеплялся за жизнь, какой бы безнадежной и бесполезной она мне ни казалась. Я цеплялся за жизнь, потому что мой древний ящероподобный пращур тоже цеплялся за нее и сумел передать мне через поколения самый мощный из инстинктов своего крошечного сознания инстинкт самосохранения.

И вот, наконец, я добрался до великой кольцевой стены и после трех дней сумасшедших усилий мне удалось-таки взобраться на нее. Я вязал примитивные лестницы, вбивал клинья в еле заметные трещины, вырубал своим ножом уступы в скале - и покорил стену! Близ вершины я наткнулся на небольшую пещеру, служащую обиталищем какого-то летающего ящера из триасового периода, точнее будет сказать, служившую, - теперь она принадлежит мне. Я застрелил мерзкую тварь и занял ее логово, Я достиг вершины и бросил взгляд на широкий серый простор зимнего дал океана. На вершине было холодно.

Сегодня тоже холодно, но я все сижу на вершине и смотрю, смотрю, смотрю, хотя прекрасно понимаю, что вряд ли когда-нибудь увижу свою последнюю надежду - парус.

Глава X

Раз в день я спускаюсь вниз на охоту. Для питья мне служит вода чистого холодного ручья. У меня есть три бурдюка из шкур, которые я наполняю водой и поднимаю в свою пещеру. Я сделал себе копье, лук и стрелы. Таким образом я могу поберечь патроны, которых осталось мало. Одежда моя превратилась в лохмотья. Завтра я сменю ее на леопардовые шкуры, которые я сам выдубил и сшил из них себе теплое и простое одеяние. Здесь, наверху, очень холодно. У меня горит костер, и, склоняясь над ним, я пишу эти строки. Здесь я в безопасности. Ни одно живое существо не доберется до холодных вершин кольцевого барьера. Здесь я в безопасности и совсем один со своими печальными и радостными воспоминаниями. Надежды у меня больше нет. Говорят, что надежда умирает последней. Моя умерла раньше.

Я почти закончил свои записи. Скоро я сложу эти листки и засуну их в термос. Я закрою его пробкой и туго завинчу, а потом изо всех сил закину как можно дальше в море. Ветер дует с берега, начинается отлив, может быть, термос подхватит одно из тех океанских течений, что циркулирует от полюса к полюсу, от материка к материку, и доставит его на какой-нибудь обитаемый берег. Если судьба улыбнется мне и это произойдет, Бога ради, помогите мне выбраться отсюда!

Прошла уже неделя со времени последней записи. Тогда я думал, что закончу на этом письменный отчет о моей жизни на Капроне. Но только я хотел заточить перо, прежде чем окунуть его в самодельные чернила (смесь сока местной разновидности черники с водой) и поставить свою подпись, как из долины внизу до меня донесся звук, хотя и сильно ослабленный расстоянием, тем не менее сразу мною узнанный. Он заставил меня вскочить на ноги и, дрожа от возбуждения, пристально вглядеться в раскинувшуюся далеко внизу панораму. Вы легко догадаетесь, как много значил для меня этот звук, если я сообщу, что это был звук выстрела! Несколько секунд мой взор блуждал по нагромождению валунов и скал внизу, пока не остановился и не задержался на четырех фигурах близ подножия стены - одной человеческой и трех гиенодонах, этих свирепых и кровожадных диких псов эпохи Эоцена. Дикие собаки окружили человека; четвертый пес лежал рядом, убитый или раненый.