Слава богу, холодильник с газировкой был сравнительно недалеко, перед входом на склад. Бутылочки с ситро стояли гвардией за прозрачной стеклянной дверью и терпеливо ожидали, когда жаждущий скормит их электронному тюремщику пару мелких монет. Требуемых автоматом терро в кожаной мошне Рене не обнаружилось – там теснились золотые франки герцога Анжуйского-и-Воронежского и три серебряных рубля – большущих таких, измазанных конским навозом, с портретом князя Олега Игоревича (когда тот еще был жив, Рене не раз пивал с ним хмельное Старосельское пиво). В щель автомата все это, конечно, не пролазило.

Хрясь!

Ручища Рене, покрытая, как и все его могучее тело темными длинными волосками (за что одна девица из Североамериканской Директории в горячке близости звала Рене Кинг-Конгом – правда, он понятия не имел, кто это), рванула вперед. Многокилограммовый кулак, облеченный кожаной полуперчаткой со стальными наклепками, врезался в витрину.

Полилось на пол, поблескивая, неострое, льдистое стекло.

Две похищенных бутылки ситро перекочевали за пояс Рене. Тюбик с черничным йогуртом и надорванный пакет с картофельными чипсами, которые лежали на нижней решетке холодильника (как видно, кладовщик, присматривавший по совместительству и за холодильником, хранил там собственные продуктовые запасы), Рене тоже прихватил.

– Вот. Это ваш обед. И ужин. Саша, проследи, чтобы Данька поел.

– Рене, а что мы скажем, когда приедем туда… ну в это место? – поинтересовалась девочка, по-взрослому озабоченно сводя над переносицей брови.

– Скажи, что скоро за тобой приедет мама. И все им объяснит. Вообще-то я им начитал на видеофон все, что нужно. Не беспокойся, стыковка пройдет автоматически.

«Просьба ускорить посадку. Поддержание взлетных систем в готовности истощает энергоресурсы! Диспетчеру: занять место за пультом и начать вывод машины в режим автопилотирования!»

– Все. Поехали. Саша, ты помнишь, что я тебе говорил?

– Да.

– Повтори.

– Ничего не трогать. Рассказывать Даньке сказки. Дать ему картошку. Потом спать, – послушно отрапортовала девочка.

– Правильно, – удовлетворенно кивнул Рене.

– Дядя Рене, а ты мне дашь подержать свой меч? – сонно спросил мальчик.

– Даже не проси!

– Ты обещал!

– Ладно. Если не будешь обзывать Александру какашкой.

– Буду!

– Тогда – пеняй на себя!

– Не буду!

– Тогда дам.

– А собаку?

– Куплю, – пообещал Рене. – Потом. Завтра.

– До свидания, дядя Рене! – блаженно сощурившись, Данька поцеловал наклонившегося Рене в лоб, покрытый холодными бусинами пота.

– Держись, моя прекрасная принцесса! – нежно сказал Рене и погладил девочку по волосам.

– До свидания… папа, – прошептала Саша, загадочно улыбаясь витязю исподлобья.

Рене посмотрел на девочку в немом изумлении.

«Гм…»

Бросив последний взгляд на панель автопилота, он затворил дверь салона. И, грузно брякнув коваными сапогами по лесенке, поплелся в диспетчерскую.

Сердце Рене отстукивало бешеный ритм, лицо пылало. Он чувствовал себя школьником, не выучившим урок. Нет, не так. Школьником, отродясь не учившим уроков и теперь вызванным на самый важный экзамен в своей жизни. Ведь он не умел дистанционно выводить флуггер в режим автопилотирования. И не было времени учиться. Одно неверное движение и…

«Прочесть бы теперь самому эту сказку про Онегина и Татьяну… Ту, вторую, с хорошим концом. Во укрепление духа.»

Февраль 2622 г .

Планета Грозный, система Секунды

Ночь была густо-черной и сырой, как погреб с мокрицами. Даже дышать было нелегко, казалось вот-вот придется прикладывать мышечные усилия, чтобы протолкнуть воздух в легкие.

Шумное сопение рядовых Нуха и Саккара, а также музыкальное похрапывание сержанта Руза были единственными звуками, которые нарушали великую предрассветную тишину.

Додар, рядовой разведывательного батальона 2-й танковой дивизии, красы и гордости армии Великой Конкордии, встал с застеленного одеялом ящика, бережно отложил растрепанную книгу в богатом бордовом переплете, примостил сверху сундучок переводчика (голубой дисплей устройства не спешил гаснуть, а вдруг сейчас снова спросят!) и с удовольствием потянулся – хруст суставов, утробное сладкое «ох!».

Бесшумно ступая, Додар пробрался мимо спящих к термосу и нацедил себе чаю. Стиснул двумя пальцами узкое горлышко стеклянного стакана со сладким коричневым пойлом и направился к деревянной лестнице. Вела она на самый верхний, третий этаж наблюдательного поста №9, чем-то напоминающий капитанский мостик пиратской шхуны.

Там, на третьем этаже, располагалась звукоулавливающая селективная система «Аташ», к ней протягивали свои усики многочисленные удаленные микрофоны. Днем оттуда был прекрасно виден безбрежный океан джунглей планеты Грозный.

Впрочем, безбрежный океан джунглей можно было наблюдать и ночью, в ноктовизор. Но особенной охоты смотреть на лес в темное время суток у рядового Додара не возникало. Ведь некрасиво! Вместо волнующегося изумрудного бархата – серое, с неряшливыми выступами сукно, которое напоминает каменистую поверхность ненаселенной планеты, лишенной благодатной атмосферы-жизнеподательницы.

Странное дело, на Грозном в рядовом Додаре проснулось эстетическое чувство, его создателями нисколько не запланированное, почти нежелательное.

Принадлежи Додар к высшей касте заотаров, прилагательное «красивый» было бы для него таким же обиходным, как существительное «честь». Но он происходил из касты демов и был произведен путем клонирования на одной из биосинтетических фабрик близ Хосрова, столицы Великой Конкордии.

В самой Конкордии фабрики эти назывались достаточно выспренно – Прибежищами Душ. Вот бежала-бежала беспризорная душа по обратной стороне мира, и прибежала на фабрику, чтобы воплотиться в отменном, никем еще не занятом теле. Совокупность же Прибежищ именовалась Лоном Родины.

Рядовой Додар был рожден синтетической маткой в Прибежище Душ имени учителя Яркаша. Поэтому-то фамилия у него была Яркаш, как и у восьмисот тысяч мужчин, произведенных там же за двадцать два года безупречной работы комбината.

«Дети Яркаша» – ласково называли их воспитатели.

Добравшись до третьего этажа, Додар уселся в кресло оператора станции радиотехнической разведки (обычно там сидел Саккар) и поставил вспотевший стакан с чаем на крышку недовольно урчащего аппаратного блока. Додар скрестил руки на груди и закрыл глаза.

Перед мысленным взором рядового встала женщина из русской книги. Душу сковала сладкая судорога.