Свирин всмотрелся в маму, в отца, перенёсшего несколько лет назад инсульт, и будто очнулся от долгого сна. Увидел, что это старые, обессилевшие и беззащитные люди.

Продолжавшийся четверть века период его поездок, чтоб с удовольствием покопаться на огороде, закончился.

Все вокруг говорили, что у Сергея запутанная жизнь. Одни осуждали, другие сочувствовали; Сергей же не понимал ни тех ни других. Да, запутанная, но в молодости она и не должна быть другой – необходимо поплутать, чтоб набраться опыта, а потом уж, годам к тридцати, выйти на магистраль. Это лучше, чем сбиться с неё уже взрослым по году рождения, но младенцем в плане накопленного опыта, знаний об окружающем мире. Все эти разводы, шумные увольнения с работы со швырянием заявлений на начальницкий стол и прочие эпатажные поступки, психозы и истерики немолодых, не нагулявшихся в положенное время мужчин и женщин…

Об этом Сергей часто не то чтобы спорил, а разговаривал с друзьями – Славкой и Юлькой Седых. При каждой встрече обсуждали.

В их дружбе народная мудрость – что противоположности сходятся – подтверждалась буквально. Сергей вечно спешил, хватал впечатления, удовольствия, получал удары, переезжал с места на место, а Славка с Юлькой жили в родном городе, поженились после двух лет отношений, работали там, куда устроились, получив дипломы, распорядок их дней не менялся месяцами… Сергей, конечно, вслух об этом не заикался, но ожидал, что вот-вот кто-то из Седых не выдержит и сорвётся. И разлетится их семья, как камень – от внутреннего давления. Где-то он читал, что камни могут раскалываться, а то и взрываться без всякой видимой причины. Или минералы… Разница наверняка невелика, тем более для него, – он не геолог и не физик.

– Здоров! – кричал Сергей в трубку домашнего телефона. – Как оно? Живы-здоровы?

– А, привет, – отзывались Славка или Юлька, – вернулся из своей экспедиции? Приходи!

Периоды жизни не здесь сначала Сергей стал называть экспедициями, а потом и друзья. И этот звонок со стационарного телефона на стационарный стал своего рода традицией, знаком, что он снова рядом.

– Ну что, вернулся, наполнился своим опытом? – спрашивали Седых, когда, усевшись за праздничный стол, готовились выпить по первой. – Надеемся, теперь-то уж навсегда.

– Как знать, как знать.

Сергей оглядывал комнату, в которой почти ничего не менялось. Тот же советский сервант с посудой за стеклянными дверцами, тот же диван, тот же ковёр на стене, те же шторы, то же кресло перед телевизором. Телевизор, правда, другой – не фанерный ящик с выпуклым экраном, а чёрная плазма. Ещё вон столик в углу за сервантом, на столике компьютер… Но в целом обстановка была настолько знакомой, какой-то замороженной, что Сергея начинала крутить тоска.

– Вряд ли, – уточнял, повинуясь этой тоске. – Рано оседать и закапываться в донный песок.

– Почему в песок-то? Мы что, например, зарылись? – В голосе Славки слышалась обида, а Юлька добавляла:

– Очень интересная жизнь тут стала, и в школе – нагрузка, конечно, приличная, но ребята всё искупают, каждый новый класс умнее и умнее. И, понимаешь, когда ведёшь своих все семь лет, это такое… Не побоюсь этого слова – счастье.

– Да я понимаю, – соглашался Сергей, но соглашался, не зная того чувства, о каком говорила Юлька, – понимать понимаю, а вот самому влиться… Нет, ребята, я хочу, только не получается… Что ж, – поднимал рюмку, – за встречу!

Ели горячее, приготовленное хозяевами, закуски, купленные по пути гостем. Вспоминали прошлое, Сергей рассказывал о своей очередной экспедиции.

– Город из тех, что три перекрёстка, два светофора. Хотя симпатичный. Дома двухэтажные, с резьбой. Как у Симонова – «домотканый, деревянный…». Прихожу в школу, они все: «Наконец-то учитель истории будет! Мужчина к тому же!» А там всё стоит, работы ноль, огородами живут, и учителей некомплект лет уж двадцать… Посмотрели трудовую: «А что это у вас – год, три, и новое место?» – «Я не летун, – говорю, – но обстоятельства часто складываются так, что приходится менять место». Они кривятся: «Вы это в анкете не указывали. Знали бы, подумали…» Славян, – Сергей кивал на бутылку, – плескай… Поселяюсь в квартирке. Комната, кухонка, туалет даже с ванной – по их меркам, люкс. Обычно-то сортир на дворе, а мыться – в баню… Приступаю, в общем, к работе. С пятого по одиннадцатый. Первый месяц – отлично, а потом девчонки из седьмого класса как с ума сошли: болтают, с места встают, словно нет меня. Я и так, и этак, и под запись давать стал – один хрен. Главное, пацаны тихонько сидят, им-то интересно, а эти… Ну, давайте. – Чокнувшись и выпив, он продолжал: – Однажды оставил пацанов после урока, говорю: «Вы чего девчонок своих так распустили? Это ж жёны ваши будущие, они вот так всю жизнь будут, если сейчас их на место не поставите». А пацаны: «Да как их поставишь – они нас бьют». А там такие кобылы, как из одного помёта – толстые, высокие, чуть не с меня ростом. Родителей вызываю – родители тоже: «Ничего не можем сделать». На педсовете: «Не можем». Главное, другие классы нормально, а этот… До того дошло: однажды вскакиваю, собираюсь – а первый урок как раз у седьмого «б», – бегу в школу, а тут коров в стадо сгоняют. Это в апрель уже… «Почему, – думаю, – так поздно сгоняют?» Посмотрел на часы: половина седьмого. Тогда и понял: надо сваливать. Написал заявление, дотерпел до каникул. И вот – снова с вами.

– Ну уж, – Юлька шутливо морщилась, – не верю, что какие-то семиклассницы могли тебя выжить. Колись, что ещё было. Давай, давай.

Сергей для интриги увиливал, потом признавался:

– Было ещё… Женщина…

– Ну вот!

Он не считал себя бабником, не коллекционировал связи и романчики – влюблялся искренне. Часто женщины отвечали взаимностью, но прочных отношений не получалось…

– Колись, колись, дружок. – Юлька толкала его в плечо.

– Слав, плескай… В чём колоться? Ничего не было.

– Сам же говоришь – было.

– Причина уехать была, а так – ничего. В том-то и дело, что ничего… В общем, влюбился в девушку, учитель биологии. Валентина. Молодая, одинокая, из местных. Года три назад пед окончила… Пьём? Пьём! – Кидал в себя содержимое маленькой рюмочки. – Уф!.. Такая, в общем, небесная особа, хоть и биолог. Ну и поплыл. Стал оказывать знаки внимания, цветы, провожать пытался. А она прямо как стена. По коридору идёт живая, улыбается, а меня увидит – и каменеет. «Валентина, – говорю, – почему вы так? Я ведь с самыми невинными предложениями. Давайте встретимся после работы, в ресторан или в кино хоть, как подростки». – «Я занята». И так неделя за неделей. Мне самому неловко, и вижу, что другие заметили… «Валя, ну почему?» Молчит. Потом – бац – директор меня зовёт, Людмила Викторовна. Такая тётенька лет пятидесяти, но крепкая, из тех, на кого время не действует. Очень эту напоминает, Светлану Михайловну из «Доживём до понедельника». Вхожу. «Присаживайтесь». Сел. «Я вижу, вы, Сергей Андреевич, неравнодушны к Валентине Фёдоровне. Не ошибаюсь?» – «Не ошибаетесь. А что здесь такого?» – «В общем-то, ничего. Рамки вы, кажется, не переходите. Но я должна вам сказать, что ничего вы не добьётесь». Мне интересно стало, и зло взяло, спрашиваю: «Почему не добьюсь?» – «Потому что у нас так не принято». – «Хм! А как принято?» – «У нас принято к избраннице относиться всерьёз, а не как к такой – на одну ночь, в общем». Я аж на стуле подскочил. Не от слов, а как она это сказала. С такой комсомольской сталью. В школе так отчитывали на собраниях, помните? «Я, – говорю, – отношусь к Валентине Фёдоровне вполне серьёзно. Зову её в ресторан, например». – «У нас порядочные люди в рестораны не ходят». – «Что, предлагаете сразу на домашний ужин позвать?» Ненавижу эти разговоры. А директриса так на меня смотрит: чего, типа, дурака корчишь? И говорит: «Серьёзные отношения выражаются в том, что вы готовы взять вашу избранницу замуж. Знаю, это теперь мало где принято, но мы здесь сохраняем традиции». Мощно, да?.. Ну, я, конечно: «Не исключаю такой вариант. Правда, для того, чтобы делать предложение, нужно все-таки узнать человека ближе, не правда ли?» Она: «Вы знакомы с Валентиной Фёдоровной уже три месяца, наверняка могли убедиться, какой она замечательный и чистый человек. В старину сватали зачастую почти незнакомых, и ничего, семьи были крепкими, многодетными. Не обязательно ходить по ресторанам». Ну тут уж я не выдержал: «А вам не кажется, Людмила Викторовна, что вы перегибаете палку? Я вам не школьник и не студент-практикант, а взрослый мужчина. И позвольте мне самому решать, как мне ухаживать за потенциальной невестой. Людям нужно по-настоящему узнать друг друга, понять, подходят они или нет. Четырнадцать процентов пар распадаются из-за того, что им не нравится запах друг друга. У нас, – говорю, – не девятнадцатый век и, слава богу, уже не социализм с профкомами, а свобода. Каждый вправе сам выбирать…» Как она взвилась! Как её понесло! И про свободу, про бездуховность, проституцию, наркоманию, мой цинизм… Ну, думаю, не выжить тебе, Серёга, в таком заповеднике. К Валентине любовь не то чтоб испарилась, а такой стала, как к инвалиду, что ли… А когда она узнала, что заявление подал, так на меня посмотрела. Я ей говорю: «Валентина, поехали отсюда. Найдём другой город, другую школу». Она прям с лица спала, шепчет: «Нет. Это моя родина». Ну, нет так нет. Уехал.