Лапшин отлетел на пару метров и застыл с раскрытым ртом, и тут неожиданно зазвонил мобильный в кармане у Долгова.

— Не отвечай! — взвыл Лапшин, хватая Долгова за руки. — Не вздумай, Витька, ты ж обещал не включать его, почему он у тебя включён?.. Дай его мне.

— Зачем тебе? — хмыкнул Долгов.

— Посмотреть, — уклончиво ответил Лапшин.

Долгов, подумав, протянул напарнику «Моторолу».

«Запуган, обозлён, закомплексован, — брезгливо глядя на Лапшина, размышлял он. — Если московский следак на него насядет, то от Лапши мокрого места не останется!»

То, что произошло дальше, вызвало у него шок — Лапшин с размаху кинул телефон на землю и занёс над ним сапог.

— Дурак! — оттолкнул в сторону проезжей части напарника Долгов. — Стой, только не дави!..

Мимо пронёсся рефрижератор в сторону Москвы, за ним ещё три фуры и пара легковушек. Водители с интересом оборачивались на двух милиционеров, которые, похоже, шутливо боролись, чтобы согреться.

— Никогда не включай его, слышишь? — исступлённо повторял Лапшин. — Лучше удавлюсь, чем буду кормить тюремных вшей!..

— Да не буду я, не буду, — пряча мокрый и поцарапанный мобильник в карман, широко улыбнулся Долгов. — Не дрейфь, дурачок…

— Забудь ты про этот шантаж, надо затаиться и сидеть тихо, как мыши!.. — ещё минуту нравоучительно повторял напарнику Лапшин.

Долгов, кусая губы, зло сплёвывал на снег, потом достал из телефона «симку» и демонстративно поджёг её, сунув напарнику под нос: «Нюхай, Лапша, и не ссы больше!..»

Рабочий день продолжался, мимо по трассе непрерывным потоком в сторону Москвы шли гружёные машины, обдавая смрадом сидящих в машине пэпээсников.

Обугленный комочек пластика с минуту валялся посреди трассы Москва — Ростов. Одна из фур подхватила его задним колесом и увезла в сторону областного центра навсегда.

Пирожки

«Дожил до седых волос, а не знал, что тихорецкие жители все, как один, пекут знатные пироги с кислой капустой!» — Лев Тимофеевич споткнулся на повороте, откусывая от большого сочного пирога, которым его сегодня угостили.

Рогаткин уже второй день подумывал остаться в Тихорецке жить, чтобы жениться на хорошей девушке, завести детей и дождаться внуков. Выходит, гены провинции, всё это время дремали в нём, доедая пирог, изумлялся Лев Тимофеевич самому себе. Вдобавок, со вчерашнего дня у него начали «гореть» уши, а уши у Льва Тимофеевича были своеобразной амплитудой, и всегда пламенели, как только уголовное дело подходило к концу.

Тихорецкие жители, тревожно зевая, наблюдали за долговязым незнакомцем в меховой шапке и оранжевом шарфе, который брёл в сторону сауны «Посейдон», кусая на ходу пирог и оглядываясь. Постояв на резном крылечке сауны полчаса, Лев Тимофеевич окончательно замёрз, дожидаясь коллеги, и лишь затем вместе они вошли внутрь. В сауне в тот вечер было чрезвычайно многолюдно.

— Что это у тебя с ушами, Лёвушка?! — воскликнула майор Дочкина, когда увидела вышедшего из раздевалки старшего следователя, завёрнутого в одну лишь простыню.

— С ушами у меня полный порядок, Света! — шёпотом успокоил коллегу Лев Тимофеевич и, прокашлявшись, кивнул на гипсовую статую дамы в холле сауны. — Кто эта милая женщина?..

— Финская озёрная ведьма, — Света в смятении перевела взгляд с ушей Льва Тимофеевича на ведьму. — Тихорецк и финский Кваа-Кваакеен — города-побратимы, неужели, ты ничего об этом не слыхал, Лёва?..

Лев Тимофеевич неожиданно обиделся, но виду не подал, и около часа они парились, не проронив ни слова.

— Ну что, скоро уезжаешь от нас? — поинтересовалась майор Дочкина, когда они уже собрались уходить.

— Как всё выясню, так и уеду, Светлана Георгиевна! — близоруко прищурившись, буркнул Лев Тимофеевич.

«Не смотри ему в глаза, влюбишься! — строго велела себе Света. — Ты — да, а он — нет».

— Хорошо отдохнули, — проводив Светлану до дома, вынужден был признать Рогаткин. — Спасибо, Света, я вообще-то в сауны не ходок. Не до саун мне, Света!..

— Неплохо отдохнули! — согласилась Дочкина, поперхнувшись смехом, и зайти в гости в этот раз не предложила, зато предложила поделиться пирожками, которые несла в сумке.

— Я тебе их заверну, Лёвушка, — сделав кулек из газеты, проворковала она.

— Спасибо! — рассеянно поблагодарил Лев Тимофеевич и пошёл в гостиницу, нагруженный мыслями и пирожками.

«А с чем пирожки? Неужели, снова с капустой?» — оттопырив губу, он развернул кулёк. Пирожки оказались с гречневой кашей и грибами. Начинка до слёз поразила Льва Тимофеевича, и он разлил чай прямо на кулёк.

Тут-то его взгляд и упал на объявление.

Монастырская пасека «Тумаркин Двор» — меды цветочные, гречишные и самые ценные — липовые! Продаются в бочонках! Туесках! Стеклянными банками и сотами! В неограниченных количествах — от ложки до тонны — в вашу тару! Товар сертифицирован. Адрес: Чашкинский район, п. г. т. Пыхтино. Направо от яслей «Буратино» — 150 м. Милости просим!

— Ага, — протянул Лев Тимофеевич. — Ага, ага… — и развернул газету, читая другие объявления, и, наконец, его взгляд выхватил нужное.

Частному молочному хозяйству в деревне Вилкино необходим подержанный трактор на ходу. Не дороже 100 т. руб. Звонить по телефону…

— Если покупали трактор, то вполне могли купить и рефрижератор! — Лев Тимофеевич допил чай и покосился на последний пирожок в кульке. — Завтра съем, — пообещал он себе и завалился спать.

В номере было холодно, как в ледяном погребе, но закутанному в три одеяла Льву Тимофеевичу уже снились весёлые сны. Почему-то про обезьян.

Пчеловод Монахов

Утром старший следователь зашёл в редакцию местной газеты и попросил сделать распечатку объявлений, намереваясь по приезде из Чашкинского района обзвонить всех, кто давал объявления о покупке грузовых автомобилей.

Уже через час Лев Тимофеевич стоял в сугробе напротив яслей «Буратино» и закуривал. Пыхтино оказалось небольшим посёлком с водокачкой, баней и почтой на главной улице имени Командарма Будённого. Лев Тимофеевич огляделся и повернул направо, как было написано в объявлении.

На краю посёлка за глухим забором стояли три деревянных дома. За домами внавалку лежали старые пчелиные ульи, припорошенные снегом, и — тишина, лишь цепная собака звонко погавкала на Льва Тимофеевича, когда тот, открыв калитку, заглянул во двор.

— А их не-е-ету!.. Они мёд поехали продавать на ярмарку в Ко-о-ошкино, — распевно сказал кто-то сзади и Лев Тимофеевич обернулся на певучий голос.

Позади Рогаткина стояла симпатичная женщина лет пятидесяти с чрезвычайно синими глазами. В Москве таких глаз Лев Тимофеевич ни разу не видел, поэтому заулыбался.

— За мёдом приехали? — тем временем поинтересовалась женщина.