Вскоре все было кончено. Лишь земляная насыпь слабо шевелилась посреди двора, образовывая там и сям воронки.

Спешившись, Ясмуд недоверчиво посмотрел на развороченную площадку двора. Тесаные каменные плиты, прежде устилавшие ее, были сложены по углам, тогда как посредине возвышался неопрятный холм с торчащими из него корнями и щепами.

– Перестройку затеяли? – спросил он у парнишки, принявшего у него поводья.

– Хоронили, – важно произнес маленький конюх.

– Кого хоронили? – не понял Ясмуд.

– Сватов. Все двадцать тут лежат.

Парнишка повис на поводьях, удерживая храпящего коня, которому что-то явно было не по нраву. Ему кинулась помогать белобрысая девочка в короткой рубашонке.

Ясмуд успокаивающе похлопал по конской морде с раздувшимися ноздрями.

– Стой, Лис, стой, не балуй.

– А почему его Лисом зовут? – спросила девочка.

– Так рыжий ведь, – пояснил Ясмуд, глядя вслед своему коню, которого уводил парнишка.

– Лисы серые, – возразила она. – Я сама видела.

– Это летом. Зимой они рыжеют.

Разговаривая, Ясмуд смотрел не на маленькую собеседницу, а на двор. Он обратил внимание, что все стараются обойти насыпь и жмутся к стенам, словно боясь ступить за запретную черту.

– А я Малуша, – сообщила девочка. – Малка. Зимой и летом одним цветом. – Она приподняла пальцами свою косицу. – Белобрысая.

Ясмуд ее не слушал.

– Что это? – он указал на земляную насыпь.

– Древляне свататься к княгине приезжали, – охотно ответила она. – Вот столько. – Она дважды выкинула все пальцы на обеих руках. – Их всех закопали здесь.

– Почему здесь? – изумился Ясмуд. – Почему не на кладбище?

– Так они живые были.

– Что-о?

– Их живьем закопали, – подтвердила Малуша. – Потом земля еще долго шевелилась. Я своими глазами видела.

Ясмуд поежился, глядя на солнце. Потом присел рядом с девочкой и сказал, положив руки на ее хрупкие плечики:

– Тебе привиделось. Забудь это. Ничего не было.

– Было, – упрямо возразила она и отскочила в сторону. – Я сама видела. И брат мой. Все видели. Тут они лежат.

Ясмуд проследил за движением ее пальца, нахмурился и быстро зашагал к красному крыльцу.

– Эй, дядечка! – крикнула Малуша. – Ты почему княжича не привез? Я по нему скучаю.

– Он позже приедет, – бросил Ясмуд на ходу. – Ветрянка у него. Хворает Святослав.

Безропотно дав себя обыскать дважды и оставив оружие у входа, он поднялся в покои. Прежде чем попасть к княгине, ему пришлось дождаться окончания совета в престольной палате. Бояре и жрецы выходили от Ольги озабоченные, не глядя по сторонам и что-то обсуждая на ходу. Двое или трое рассеянно поприветствовали Ясмуда и тут же забыли о его существовании.

В палату его не пустили. Ольга вышла сама, ответила небрежным кивком на низкий поклон и подала знак следовать за ней. Они вошли в залу поменьше, где Ольга велела гридням открыть окна, а потом спровадила их.

– Зачем приехал? – спросила она, глядя Ясмуду в глаза. – Я не звала.

По пути в Киев он не раз думал о том, как возьмет и скажет напрямик о своей любви, о том, что каждый день, прожитый в разлуке, кажется ему годом, о том, что просто не смог усидеть на месте, когда до Вышгорода дошли слухи о сватовстве князя Мала. И вот он здесь. Однако язык не повернулся сказать правду.

– Дела есть, – буркнул Ясмуд.

– Какие? – пожелала знать Ольга. – У тебя же семьи вроде нет.

– Родичи кое-какие остались.

– Поэтому ты сына моего бросил?

– Ты же знаешь, что он хворает, – стал защищаться Ясмуд. – С ним няньки и знахари сейчас.

– Ладно, – махнула рукой Ольга. – Не хочешь говорить, не надо. Тогда скажи, зачем меня видеть хотел? Чего надо?

Лицо ее сделалось неприступным и холодным.

– Дворня сказывает… – Ясмуд не договорил. – Это правда?

– Ты про сватов?

Он кивнул.

– Теперь ясно, зачем ты прискакал. – Ольга рассмеялась, хотя ее глаза походили на две льдинки. – Про сватов услышал? Решил, что я за Мала пойду? Плохо ты меня знаешь.

– Насыпь во дворе, – тихо молвил Ясмуд. – Они…

Он опять осекся, не в силах закончить вопрос.

– Они там, – подтвердила Ольга. – Все двадцать. В ладье своей. – Она проследила за движением руки Ясмуда. – Что это ты делаешь?

– Крестное знамение накладываю, – ответил он.

– Крестишься? Слыхала я про таких… Крестиане, кажется?

– Христиане, княгиня. Те, кто в Христа уверовал.

– Сядь. – Ольга указала на лавку. – Расскажи. Болтать – болтают, а толком никто пояснить не может.

Она опустилась рядом, сохранив между собой и Ясмудом благоразумное расстояние. Ей стоило большого труда не выдать своей радости в связи с его приездом. Он был человеком, к которому тянется душа, когда тяжело. Да и вообще Ольге хотелось видеть его рядом. Всегда.

– Как же тебе объяснить, княгиня… – неуверенно начал Ясмуд, потирая лоб над правой бровью.

Павел провел с ним почти месяц, вдохновенно переводя Евангелия и посвящая перерывы рассказам о них. Несмотря на это, Ясмуду казалось, что он успел узнать самую малость, будто собака, выучившая свое имя и пару команд. Да и язык у него был подвешен не самым лучшим образом.

Ольга восприняла его колебания по-своему.

– Так и рассказывай, – строго велела она. – Думаешь, если ты понял, то мне это не дано? Чай, не глупее тебя буду.

– Что ты, что ты, княгиня! – всполошился Ясмуд. – Я не то имел в виду. Куда мне до тебя.

Ольга не подала виду, что услышанное польстило ее самолюбию. Лишь слегка наклонила голову, давая понять, что слушает.

Сперва сбивчиво, а потом все увереннее стал делиться Ясмуд полученными знаниями. Жизнеописание Христа он передал кратко, в общих чертах, решив сосредоточить внимание на самом учении. Он любил Ольгу всем сердцем, и ему было тяжело даже помыслить о том, чтобы причинить ей боль. Но вместе с тем ему страстно хотелось, чтобы она ужаснулась тому, что сотворила. Только после этого мог начаться ее путь к спасению. Не пропащая же ее душа!

– Даже на кресте Сын Божий не помышлял о мщении, – говорил Ясмуд, поглядывая на точеный Ольгин профиль. – Он простил и казнивших его, и поносивших его. А разбойнику, висящему рядом, пообещал взять его с собой на небо…

– За что же честь такая? – спросила она.