На его голову обрушился сильный удар. Инстинктивно Виктор подтянул под себя лыжную палку. С таким же успехом он мог воспользоваться, как оружием, обгоревшей спичкой.

Ещеркин, проигнорировав его боевую инициативу, читал записку, оставленную Виктором.

— Слышь, Олег, — сказал он, бросив взгляд на приятеля, — у него т-тут друг есть, какой-то Санек. Он в курсе насчет денег. — И недовольно повернулся к рабочему.

У дежурного кочегара под рукой ничего не было, он располагал единственным оружием, своим собственным голосом. И он закричал — громко и пронзительно, чувствуя себя в этом подвале, как в склепе. Все говорило за то, что отсюда он никогда не выйдет.

Качура потянул из куртки капроновый шнур и шагнул к кочегару. Ещеркин, наступив Толкушкину на ногу, потянулся, чтобы забрать лыжную палку.

Витька лежал на полу и смотрел на смерть кочегара. Лицо рабочего набухало на глазах, багровело, язык метался в открытом рту, далеко вылезая наружу. Но вот жертва Ещеркина затихла, дернув в последний раз ногами.

Уже два человека погибли из-за Толкушкина. Хорошо еще, что сейчас Саньки нет, а то бы и его...

Витька вдруг забеспокоился, он снова пропустил вопрос о деньгах, сейчас он неотрывно смотрел на дверь: ему показалось, что она приоткрывается.

Качура невольно посмотрел в ту же сторону. В его руках была лыжная палка с острым наконечником.

* * *

...Осторожно приоткрыв дверь в дренажную, мальчик начал спускаться по ступенькам. Сегодня он как следует накормит друга. В полиэтиленовом пакете колбаса, литровая банка теплых еще пельменей, в пластмассовом стаканчике из-под мороженого — селедка с луком, приправленная подсолнечным маслом, батон пшеничного хлеба; в кармане две пачки «Явы». И Витька простит его за то, что вчера Санька снова не смог прийти. Его жизнь коренным образом изменилась, друг только порадуется за него. Он говорил, что потом отблагодарит Саньку, но мальчик не примет даже устной благодарности. И не только потому, что у него теперь есть дом и появились близкие люди.

И какая благодарность? Ну даст Витя ему денег, и что дальше? Деньги есть, но нет крыши над головой, некуда пойти. Пожалуй, с деньгами его жизнь станет обременительней. И Санька даже представил себе: вот он идет по улице, его карманы полны денег, он заходит в приличное кафе, заказывает вкусный обед, выходит, что-то покупает в магазине, по нужде заходит только в платный туалет; но вот смеркается, он прикупает на ужин сладкого, бутылку лимонада и... Вот на этом все заканчивалось, маленький богач укладывается спать на ящики. И ведь не скажешь никому о своем богатстве, вот в чем проблема, тут же навешают по шее, отнимут деньги.

Нет, и без денег плохо, и с деньгами погано. А когда же хорошо?

Вот сейчас Саньке хорошо, и он с улыбкой будет слушать о том, как в очередной раз Витька заведет разговор о благодарности.

Обойдя насос, Санька уверенно миновал приямок и открыл дверь.

На лице Кавлиса застыла обеспокоенность, он то и дело поглядывал на часы. На дворе уже темень, а Саньки все нет. Татьяна не находит себе места, бросая взгляды на телефон. Но куда звонить?

Николай еще раз осмотрел холодильник. Когда он уходил, на разделочной доске лежало около трех десятков пельменей, сейчас на ней только мучные следы. Тарелка с мелко нарезанной селедкой пуста, едва початая утром палка колбасы урезана наполовину.

Санька не мог столько съесть, тем более что перед уходом Николая они плотно пообедали. И еще одна деталь: сегодня утром он открыл блок «Явы», сейчас в нем недостает двух пачек. Маленький сорванец наверняка отправился к другу.

По идее, он мог оставить записку, но это только по идее, такие привычки могут быть просто неведомы ему. И надолго он не мог уйти, квартира осталась практически открытой, только ненадежный язычок замка кое-как фиксировал дверь.

Николай предупредил мальчика, что вернется через два часа, значит, где-то в районе шести часов вечера он должен бы объявиться. Сейчас на часах двенадцать, а его все нет.

Татьяна все-таки подняла трубку телефона.

— Буду звонить в больницы.

Кавлис кивнул: звони. После этого она начнет обзванивать морги, это уже правило.

После двух безрезультатных звонков Николай сам набрал номер телефона брата.

— Дима, это я, Николай.

— Ты позвонил, чтобы узнать, сколько времени? — недовольно произнес Аксенов. — Первый час ночи.

— У нас Санька пропал. Совсем уйти он не мог. Наведи справки по своим каналам, может, задержали его?

После непродолжительной паузы Аксенов ответил:

— Все сделаю, жди моего звонка.

Следователь прокуратуры справился с заданием оперативно: нет, не задерживали никого, кто хотя бы отдаленно напоминал Саньку. За мелкие кражи в Советское отделение милиции доставили двух подростков лет пятнадцати, в приемник-распределитель направлены три человека: две девочки и мальчик, но последний не русский, таджик.

— Я связался с дежурным по городу, — сказал Аксенов, — вся информация стекается в дежурную часть. Он будет информировать меня. Это все, что я смог сделать.

— Спасибо, Дима.

Что могло случиться с мальчиком? Почему он ушел? Может, чем-нибудь обидели? Да нет, он остался дома в хорошем настроении, смотрел телевизор. Причем уселся напротив телеприемника с утра и смотрел все программы подряд. Наверное, раз друг у него больной, что-то случилось с другом, и Санька остался с ним. Да, это на него похоже. Нет, чуть по-другому: может быть похоже. А сам Николай винил себя за то, что не сказал мальчику номер домашнего телефона. Хотя откуда он мог знать, что Санька уйдет из дома...

Три часа... То ли утра, то ли ночи, теперь не разберешь. От Аксенова по-прежнему никаких известий — ни плохих, ни хороших. Знать бы, где Санька обитал со своим другом, все бы проблемы решились. А так, если он ушел совсем, где искать? Конечно, в первую очередь на рынке, но Санька битый парень, на рынок больше не пойдет.

Кавлис, поставив стул напротив Татьяны, сел и взял ее за руки.

— Таня, вспомни, ты дольше меня с ним общалась, может быть, он обмолвился о том, где ночует, а ты не обратила на это внимание.

Женщина покачала головой.

— Нет, Коля, я бы вспомнила.

— Хорошо, давай сделаем так. Сейчас ты дословно вспомнишь и первый разговор с ним, и второй, и третий. Подумай, представь себе нашего беглеца и начинай. А я буду слушать.

Татьяна согласно кивнула, хотя на ее лице лежал отпечаток сомнения.

— Ну, первая встреча была совсем короткой. Я впервые услышала его голос, когда он бежал вслед за мной и кричал: «Женщина! Погодите!» Он вернул мне деньги, я отказалась, он спросил: «Не возьмете?» — и бросил их на землю.