Эльфийка почувствовала мою растерянность и отстранилась.

— Пусть ваш путь сегодня минуют ловушки бед. Доброй ночи, heve.

— Доброй ночи... — заученно повторил я.

Гостья прошла мимо Ливин, коротким кивком изобразив приветствие, а когда лёгкие шаги окончательно стихли в коридоре, моя невеста задала вопрос, но вовсе не тот, которого я ожидал:

— Что ей нужно от тебя?

— Ничего. Впрочем, вру: она желает, чтобы я выполнил перевод одной песенки.

Бледно-розовые губы поджались:

— И конечно, этот самый перевод не получится на расстоянии?

— Что ты имеешь в виду?

— Почему она стояла так близко к тебе?

— Всё лишь поправила воротник.

— Можно подумать, в этом доме больше нет никого, кто приведёт твою одежду в порядок!

Злится? Но по какой причине? То есть, было бы понятно, присутствуй между нами жаркая страсть и безумные обещания, но ведь ничего похожего нет. Есть договор двух взрослых и разумных (как хочется верить) людей, намеревающихся продолжать жизненный путь вместе, а не по отдельности... Не понимаю.

Сомневается в моей «верности»? Клятв я, конечно, не приносил, но не имею привычки бегать на сторону, когда под боком всё, что душе угодно. Новая вспышка ревности? Не рановато ли? Или угольки старой так и не смогли погаснуть за день прогулок по лавкам Нэйвоса?

— Лив... — Я подошёл к девушке. — Не волнуйся ни о чём.

Она отвернулась.

— Не обращай внимания на ерунду.

Тихое и обиженное:

— Это не ерунда.

— Подумаешь, кто-то дотронулся до воротника моей рубашки!

— Ты позволил ей это сделать.

Ого, звучит, как обвинение! Похоже, мы свернули не на ту тропинку. Куда она выведет? Попробовать вернуться к развилке? Беда в том, что я не помню, когда дорога лучиками разбежалась в стороны.

— Лив, она — моя гостья.

— Она всего лишь гостья!

— Ну-ка, посмотри на меня.

Пальцы, коснувшиеся щеки и намеревающиеся повернуть голову обиженной девушки обратно, встречают на своём пути ручеёк. Тёплый и колючий. Так и есть: плачет. Почему мне не нравится то, что я вижу? Нет, не так: настораживает меня. Пугает. До невозможности странное ощущение. Словно каждую минуту совершаю ошибки, а сам не могу ни понять, в чём они заключаются, ни найти способа их исправить.

— Я чем-то тебя обидел? Не сопровождал в прогулке по городу? Извини, у меня были дела. И сейчас есть.

— Ты уходишь.

Как она произнесла эти слова... Ни тени вопроса. Одно-единственное голое утверждение. Можно подумать, мы прощаемся навсегда.

— Да, мне нужно уйти. У меня назначена встреча.

— С женщиной?

И эта туда же! Кому какая разница: с женщиной, с мужчиной? Да хоть с тысячью демонов! Я сказал, что занят. Я уже десяток раз извинился за своё «недостойное» поведение. Этого мало? Что ещё мне нужно сделать, аглис подери, чтобы получить немножко свободы на сегодняшнюю ночь? Наверное, устроить смертоубийство: порешить всех домочадцев и гостей. Только тогда не услышу ни единого возражения.

— Это не имеет значения.

— С женщиной?

Настырная... Не зли меня, милая, ну пожалуйста!

— Я же сказал, Лив: неважно.

— Значит, с женщиной.

Прозрачная зелень глаз посерела от тени непонятной скорби.

— В конце концов, это моё дело!

— Да. Твоё дело.

Она опустила взгляд, с минуту смотрела на один из щитов паркета, видимо, подсчитывая, сколько досочек ушло на создание деревянного узора, потом снова посмотрела на меня, отрешённо и бесстрастно.

— Не буду желать спокойной ночи: если у тебя много дел, покой только помешает... Ты долго будешь занят?

Честно признаюсь:

— Не знаю.

Она кивает:

— Понятно. Не смею больше тратить твоё время.

— Лив...

Обнять её? Прижать к себе? Пообещать, что никогда и ни на кого её не променяю? Не могу: сейчас моё время и мои действия принадлежат не мне. А уж мысли и вовсе витают далеко-далеко от мэнора. Но когда я вернусь... Всё сделаю, как надо. Наверное. Может быть.

Зелёные глаза уже ничего не требуют и ни о чём не просят, лишь с некоторым отстранённым интересом ждут продолжения моей фразы. А слов-то и нет. Нет слов, способных одновременно объяснить, испросить прощение и обнадёжить. Поэтому я молчу. И она молчит. Также молча поворачивается и уходит, но на сей раз знаю: идти следом меня не приглашают. Не заслужил.

* * *

Главное достоинство человека, увлечённого своим делом, это способность отодвигать в сторону всё, что может помешать в достижении цели. К примеру, выбросить и забыть личные трудности. Подумаешь, обиделась! На пустом и ровном месте. Как это говорит об уме моей невесты? Не лучшим образом. С одной стороны, глупая жена — подарок небес, но если к глупости примешивается ещё и вечная ревность? Умную женщину можно или уговорить, или подкупить, а что делать с дурой? А, знаю: надо самому стать дураком. Тем более, недолго осталось...

Последнюю тилу эля я заливал в себя уже почти перед самым «Перевалом» — в тихом трактире на углу, и пойло оказалось по качеству самым дурным: вроде и без горечи пережаренного солода, а на вкус всё же тяжёлое и оставляющее в голове даже не туман хмеля, а настоящий дым. Мутный, хоть глаз выколи. И ноги сразу же стали подгибаться. Точнее, вознамерились жить своей жизнью, отдельно и от тела, и от сознания. По крайней мере, привратник игрового дома, вышедший на улицу попыхтеть трубкой, окликнул меня с явным участием:

— Эй, парень, ты бы шёл домой: негоже в таком виде бродить по ночам. Неровен час, наткнёшься на лихих людей.

— Лихих? — Я старательно сфокусировал взгляд на усыпанном старыми шрамами лице привратника. — Это вы о патрулях стражи, что ли?

Он хохотнул:

— А о ком же? Самые, что ни на есть, лихие. Щипачи хоть только на деньги зарятся, а эти за милую душу ещё и тумаков надают, да таких, что и не встанешь после... Ты вот что, парень, передохни пока здесь, а как патруль на новый круг пойдёт, я тебе скажу.

— Благодарствую.

Плюхаюсь на ступеньку крыльца. Привратник задумчиво пускает колечки дыма, но в итоге не выдерживает и спрашивает:

— Из-за чего напился-то?

Честность — лучший способ расположить к себе. А скрывать мне, собственно, и нечего:

— Поссорился.

— С женой?

— С невестой.

— Это плохо, — соглашается мой собеседник.