Потом мы гуляли на свадьбе Оли и Джима, потом переживали за них, когда у них долго не получалось ребёнка, потом ужасно радовались, когда получилось, причём дважды, а Оле было уже за сорок, потом наши дети вместе играли, пока мы мирно беседовали о жизни, потом… мы забыли, что подобные браки не работают. Только недавно вспомнили, в разговоре с кем-то. Нас уверяли, что браки по каталогу обречены. И они действительно обречены, если женщина хочет просто в Америку, а мужчина – воспользоваться американским гражданством и сорвать куш, который ему не по зубам. Но ведь бывают исключения: два человека, ищущих счастье, уставших от неудач. Какая разница, из каких они стран и как познакомились?

Исключения редки, но не случайны. Это не лотерея.

На свадьбе Джима и Оли мы оказались за одним столом с семейством Патнэмов. Если вы не живёте в Америке и не крутитесь в финансовых сферах, имя Патнэм вам может ничего не сказать. Поэтому поясню: Putnam – одна из крупнейших финансовых фирм США. А семейство, в честь которого компания названа, принадлежит к весьма узкому кругу американской аристократии. Вроде Кеннеди, Бушей или Вандербильдов. И вот один из отпрысков сего достопочтенного клана, George Putnam III (уже третий Жора), сидел в двух метрах от нас и, в отличие от меня, ни на секунду не задумывался, что делать с пятью вилками и тремя чайными ложками, лежащими перед ним.

Третий Жора не хотел быть…надцатым претендентом на престол родительской фирмы и открыл свою. Взял пару-тройку семейных миллионов на раскрутку, нанял Джима и кучу финансистов помельче, и дело пошло. Джим – доктор экономических наук, довольно крупный специалист в своей области, книги пишет. Он у них за главного по мозговой части – первая башка королевства. С Патнэмом он общался ежедневно и не мог, естественно, не пригласить шефа на свадьбу. А пригласив, не знал, куда посадить. Не с родственниками же. Решил почему-то, что мы составим Жоре с семейством хорошую компашку, и посадил с нами. Нам не оставалось ничего делать, как поддерживать весь вечер вежливую беседу с рядовым миллиардером и одним из наследников патнэмского состояния.

Третий Жора (какое счастье, что евреи называют детей в честь умерших родственников, а то представляете – Хаим третий, Исаак Исаакович, Арон младший – ужас!) был сух и немногословен. Джим потом объяснил: он с плебеями не якшается, хоть и вежлив до безобразия. Воспитание сказывается. Но что ты не его поля ягода, чувствуется сразу. Муж мой тоже, мягко говоря, не болтун. Поэтому общалась я с Жориной женой, которую звали, кажется, Сюзан. И вот что она мне поведала. Семейство Патнэм обитает в основном в Нью-Йорке, в Манхэттене. А Жорик свою фирму хотел открыть в Бостоне. Ну захотелось ему. И вот встал вопрос: где жить?

Я вам скажу где. У семейства нашёлся лишний дом в Бостоне. Туда они и переехали. Ну как описать вам тон этой фразы? Вот представьте, что вы пришли в гости к приятелю и пожаловались между делом, что порвали утром тапочки и теперь надо ехать новые покупать. А приятель говорит: «Слушай, я как раз случайно лишние купил вчера, забыл, что у меня уже одни есть. Давай я тебе тапочки отдам». Так вот Сюзан абсолютно непреднамеренно, в живой и непринуждённой беседе поведала мне о лишнем доме в Бостоне, как тот приятель о лишней паре тапочек. У них куча запасных домов, я так понимаю. Решил бы Джордж открыть фирму в Сиэттле, наверняка и там бы домик завалялся.

Дом, между прочим, в одном из самых дорогих пригородов Бостона, целая усадьба. Налоги на такое сокровище – тысяч пятьдесят в год, если не больше. Плюс уборка, садовники, счёт за свет-газ, кто считает. Содержание домика влетает как минимум в пару сотен тысяч в год. А он стоял несколько лет невостребованный, ждал своего часа. Час настал: третий Жора решил в Бостон переехать. А мог и не решить.

Одно дело теоретическое знание – ну миллиардеры, ну денег у них много; другое – болтать за обедом с симпатичной женщиной и слышать о случайно завалявшихся усадьбах. И понять, что между тобой и этой женщиной – пропасть, что случайно, волею судеб столкнувшись с этим миром, ты скорее всего больше не столкнёшься с ним никогда. Потому что миры наши параллельны, и когда они, вопреки всем законом экономики и геометрии, случайно пересекаются, Эвклид переворачивается в гробу одновременно с Адамом Смитом. И ещё понять, что богатые не плачут. Нет, деньги не спасают их от несчастной любви, разводов, неблагодарных детей и семейных склок. От этого вообще ничего не спасает, кроме известного всем лучшего средства от головной боли. Но проблем, преследующих простых смертных в повседневной жизни, у них нет. Я даже не говорю о бытовых проблемах – это вообще смешно. Это другая планета, куда посторонним вход воспрещён. Нужно переехать – есть лишний дом. Хочешь открыть свою фирму – папа даст сколько надо. Не нравится лучшая частная школа – найми дитяте светило по каждому предмету для частных уроков. У каждого ребёнка по паре нянек. Даже ночью они к собственным детям не встают. И о поступлении в университет не волнуются: подарят универу обсерваторию или спортзал, и чадо радостно примут куда угодно.

Сидит рядом со мной женщина, ей за сорок, внешность среднеобычная. Но одета в Шанель. Причёсана частным парикмахером. Персональный тренер, персональный повар.

У детей опять же няньки. Худа как щепка и выглядит как огурчик, особенно если учесть еженедельные походы в салон. Впрочем, никуда она не ходит – ходят к ней. И хочется сказать что-нибудь нехорошее, а нечего. Живут хорошо, двух детей растят. И не плачут.

Пару лет назад о них писали в газетах, а теперь всё затихло. Иногда я вижу их на улице: всех четверых, идущих в синагогу в пятницу вечером, или только одного-двух детей, играющих на площадке. Мне хочется поинтересоваться, спросить, как они, узнать, чем дело кончилось, но они меня не знают. Да хоть бы и знали – чего лезть людям в душу?

Живёт в Шэроне мать-одиночка, ортодоксальная еврейка. Городок наш небольшой, и знают её многие, особенно после судебного процесса, описанного всеми уважающими себя газетами штата. Если не знать предыстории, то отличить эту семью от других невозможно: евреев вообще и ортодоксов в частности в Шэроне пруд пруди. Обычная миловидная женщина, трое подрастающих деток – ничего особенного. То, что дети в результате всех пертурбаций остались нормальными, заслуга, безусловно, матери и общины – очень крепкая в нашем городе община. Впрочем, какими они вырастут после всего, что им выпало, остаётся только гадать.

Когда-то, лет 15 назад, симпатичная еврейская девушка познакомилась в колледже с не менее симпатичным молодым человеком из протестантской семьи. Обе семьи были в меру либеральны, а уж дети и того либеральнее. Религия интересовала их мало, смешанных пар вокруг было пруд пруди, и родители против союза не возражали. Каким там богам молились их предки, молодых не трогало. Ребята повстречались некоторое время, решили, что любят друг друга, и побежали жениться. В мэрию – религиозных браков нам не надо. Потом они несколько лет очень неплохо жили и троих детей народили. Я, честно говоря, не уверена, что произошло раньше – раскол в их отношениях или уход одного из них (а то и обоих) в религию. События эти были близки по времени и взаимосвязаны. Только в итоге муж стал ярым христианином, born-again Christian, и начал ходить в баптистскую церковь. А жена перешла в ортодоксальный иудаизм со всеми вытекающими отсюда последствиями. Супруги развелись, разъехались, а дети, как водится, остались с матерью.