Кинокомпания снимала в отеле четыре комфортабельных номера: самый лучший для Нэша, один для Сильвы, один для меня и один (чаще всего пустующий) для О'Хары. Также в отеле были предоставлены комнаты Монкриффу и Говарду. Еще шестьдесят человек, работающих над фильмом: декораторов, костюмеров, гримеров, техников, помощников продюсера, курьеров — всех тех, кто неизбежно оказывался нужен для постановки, — разместили в других отелях, мотелях и на частных квартирах. Большинство грумов с конюшни жили в общежитии. Управляющий конюшней (помощник тренера) отправлялся вечером домой, к жене. Проблемы, как накормить всех и действовать в рамках политики профсоюзов, по счастью, меня не касались.

Из номера Нэша открывался чудесный вид на сады, огромные кресла предлагали отдых телу, уставшему от необходимости много часов притворяться кем-то другим или же много часов слоняться вокруг, чтобы время от времени притворяться кем-то другим на пять минут. Монкрифф и я могли работать в буквальном смысле непрерывно. Актеры, скучая, стояли в сторонке, ожидая, когда у нас все будет готово. Долго находясь в неподвижности, они чувствовали себя усталыми, тогда как я и Монкрифф не уставали.

Нэш рухнул в свое любимое кресло и в четырехсотый раз посмотрел на часы.

Пять часов прошло. Почти шесть. Я провел много времени, истекая потом.

Мой мобильный телефон зажужжал. Во рту у меня пересохло.

— Ответьте! — сердито скомандовал Нэш, видя мое замешательство.

— Алло, — произнес я. Точнее, прохрипел.

— Томас! — сказал О'Хара. — Ты не уволен.

Молчание.

— Томас? Ты слышишь? Продолжай работать над фильмом.

— Я…э…

— Во имя ада! Нэш здесь?

Я передал телефон нашему «маяку», который отреагировал на новости куда более здраво:

— Я и не думал ничего иного. Да, конечно, он был расстроен, он всего лишь человек.

Он отдал мне телефон. О'Хара сказал:

— Затронуты кое-какие струны. Я должен буду проводить больше времени в Ньюмаркете, присматривая за вами. Одна из шишек нанесет визит, просто чтобы удостовериться, что их деньги расходуются разумно. Они очень долго впустую мололи языками, подыскивая кого-нибудь на твое место. Но в конце концов ваш телевизионный клип произвел чудо. Нэш убедил их. Они по-прежнему думают, что он не может сделать ничего неправильного. Если Нэш хочет, они оставят тебя.

— Спасибо.

— Я вернусь в Ньюмаркет завтра. Это чертовская неприятность, поскольку я планировал лететь в Лос-Анджелес, но так уж вышло. Как ты сказал, моя голова лежит на плахе рядом с твоей. Что вы делаете завтра утром?

— Снимаем лошадей на Хите.

— А Нэш?

— Сидит на лошади, смотрит. После обеда мы перевезем лошадей на Хантингдонский ипподром. В понедельник репетируем сцену с толпой на скачках. Часть группы уедет в мотели около Хантингдона, но Нэш, я и еще несколько человек останемся в наших номерах в Ньюмаркете.

— Хантингдон — это далеко?

— Всего лишь около тридцати восьми миль отсюда. Где ты хочешь ночевать?

— В Ньюмаркете. — Ни тени колебания. — Возьми шофера, Томас. Я не хочу, чтобы ты заснул за рулем после такой долгой работы.

— Я люблю водить сам, и это не так уж далеко.

— Возьми шофера.

Это был приказ. Я сказал: «о'кей». Я был признателен, что остался на должности. Он сообщил:

— Увидимся, парни.

— Спасибо, О'Хара, — еще раз поблагодарил я.

Он пообещал:

— Говарду еще пообстригут коготки. Тупой сукин сын!

— Не желаете ли выпить? — спросил, улыбаясь, Нэш, когда я отключил телефон. — Почему бы вам не пообедать со мной?

По большей части Нэш ел один, заказывая обед в номер. В отличие от многих актеров он предпочитал уединение, которому теперь, из-за отсутствия жены, мог предаваться вволю. Поэтому я был удивлен, но в то же время рад, что мне не придется обедать в одиночестве. Я согласился задержаться ради супа, жаркого из ягненка, кларета и еще одного шага к дружбе, о которой я не мог и помыслить двумя неделями раньше.

Успокоившись после целого дня тревог, я решил навестить Доротею, чтобы узнать, не нуждается ли она в чем-либо, и сделать это до того, как засяду с Монкриффом за план утренних действий на Хите.

Я ожидал найти дом погруженным в тихую скорбь. Вместо этого, подъехав, я увидел мигающие огни полицейской машины и «Скорой помощи».

Полицейский пресек мою попытку пройти по бетонной дорожке.

— Что случилось? — спросил я.

— Очистите дорогу, пожалуйста. — Полицейский был молод, мускулист, деловит и не питал симпатий к неизвестным зевакам. Он должен был сдерживать — и сдерживал — небольшую толпу, намеревавшуюся поближе посмотреть на происходящее.

— Пожалуйста, отойдите назад, сэр. — Он почти не смотрел на меня, этим невниманием создавая впечатление огромного физического барьера, который я и не намеревался преодолевать.

Я пробился сквозь толпу любопытных и за их спинами прибег к помощи своего постоянного спутника — мобильного телефона, чтобы набрать номер Доротеи. После показавшегося мне очень долгим молчания я услышал потрясенный женский голос, произнесший:

— Алло.

— Доротея? — спросил я. — Это Томас.

— Ох! Ох, нет! Я Бетти. Где вы, Томас? Вы можете прийти?

Я объяснил ей, что я снаружи, но меня не пускают, и через несколько секунд она выскочила на дорожку, чтобы забрать меня. Огромный полицейский отступил в сторону, равнодушно пожав плечами, а я последовал за Бетти к дому.

— Что случилось? — спросил я у нее.

— Кто-то вломился внутрь. Это ужасно… Они едва не убили Доротею… Как они могли? Доктор Джилл только что приехал, и полиция тоже, и везде так много крови, и они фотографируют, и это все так невероятно…

Мы вошли в дом, изнутри выглядевший так, словно по нему пронесся торнадо.

Первая от входа комната — спальня Валентина — была разгромлена: ящики комода свалены на пол, их содержимое разбросано. Гардероб стоял открытый и пустой. Картины были сорваны со стен, их рамы изломаны. Матрас и подушки вспороты, набивка разворошена.

— И везде так, — всхлипнула Бетти. — Даже в ванных и в кухне. Я должна вернуться к Доротее… Я боюсь, что она умрет…

Бетти оставила меня и скрылась в спальне, куда я нерешительно последовал, обойдя кругом лужу подсыхающей крови в коридоре.

Но мне не было нужды чувствовать себя незаконно проникшим: в комнате было полно народу. Робби Джилл стоял так, что почти загораживал от меня Доротею, неподвижно лежавшую в обуви и чулках на остатках ее постели. Два санитара из «Скорой помощи» занимали половину свободного места своими носилками на колесиках. Женщина в полицейской форме и фотограф были заняты делом. Бетти проложила путь через это людское скопление, позвав меня за собой.