Алексей и Витек обескураженно посмотрели на нее.

— Ну давай я попробую, — вызвался Демин, но Катя закапризничала.

— Я хочу, чтобы он меня понес, — она надула губки и потянулась к Алексею.

Коновалов наклонился и легко, как пушинку, поднял Катю.

— А-а-а, — засмеялась девочка и вдруг обхватила обеими руками шею Коновалова. Она прижалась к его богатырской груди, и ей стало хорошо и спокойно. Положив голову к нему на плечо, она улыбнулась, закрыла глаза и представила, что сидит на руках у своего любимого, дорогого и единственного отца. Альфред Репутатский ни разу в жизни не брал ее на руки — он был черств и груб с ней. Но в эти минуты Катя и не думала о нем, она даже не помнила о его существовании. Почему-то ей было очень хорошо с этим огромным, как гора, сильным, как медведь, посторонним дядькой — Алексеем Коноваловым.

Странно, но и Лехе было приятно нести Катеньку. Он вдруг вспомнил, как обнимал свою единственную, любимую и драгоценную дочку, ласкал ее, целовал в румяные щечки, смешил нелепыми звуками и как она смеялась и радовалась, сидя на его могучих руках. Его годовалая дочь Анечка и жена Татьяна погибли девять лет назад, во время крушения поезда Москва — Санкт-Петербург. С того дня Алексей стал другим — очень грустным человеком.

Горе-террористы и их заложница беспрепятственно прошли в здание госпиталя, и никто у них даже пропуска не спросил. Когда поднимались в лифте, Демин сильно занервничал. Он никак не мог дождаться встречи с дочерью. Алексей, видя, как изменилось настроение друга, тоже заволновался.

Когда Витек ворвался в палату и увидел Светлану живой, настроение его улучшилось.

— Здравствуй, моя хорошая, — он подошел к ней, обнял и крепко несколько раз поцеловал в обе щечки. Светлана дремала, но, увидев отца, приподнялась на скрипучей больничной кровати и радостно пролепетала:

— Здравствуй, папочка.

Витя положил гостинцы на столик, сел рядом.

Катя стояла перед кроватью не шелохнувшись и во все глаза смотрела на Светлану.

Дело в том, что у той от облучения выпали все волосы на голове и она как две капли воды стала похожа на своего лысого отца. Под глазами у Светланы были большие синие круги, она осунулась, похудела, и было заметно, что ей плохо.

У Катерины защемило сердце. Они были ровесницами, но рослая и спортивная Катя выглядела старше своих лет, была веселой и жизнерадостной.

— Вот познакомься, это Катя, — представил Алексей.

Катя села рядом с ней, взяла ее бледную, с синими жилками, не похожую на детскую, ладошку и нежно погладила.

— Плохо тебе? — с сочувствием спросила она, и маленькая слезинка покатилась по ее розовой щеке.

— Плохо. Наверное, я скоро умру, только ты папе не говори, а то он расстроится, — прошептала Светлана.

Девочки сидели молча, держались за руки и не знали, о чем еще говорить.

— Мне к профессору надо, узнать, как ее состояние, а ты пока присмотри за ними.

Алексей кивнул, а Витек вышел из палаты.

Белоснежная одноместная палата завораживала взгляд чистотой. В одном углу стояла кровать, на которой сидели девочки, рядом с ней тумбочка, стул и больше ничего. На подоконнике стояла вазочка с лютиками, а на тумбочке лежали гостинцы, принесенные Деминым.

— Мы тебе пирожные принесли, персики, бананы, яблоки и торт, — наконец вспомнила Катя и начала выкладывать угощения из пакетов. Увидев эти долгожданные, но редко употребляемые, по причине бедности, продукты, Света несказанно обрадовалась.

— О-о, откуда это все?

— Твой папа тебе купил, угощайся.

— Съешь и ты, — предложила Света и взяла самый большой персик.

— Спасибо, я уже пробовала, — ответила Катя и ни к чему не прикоснулась, хотя ей очень хотелось.

— А нас плохо кормят, только картофель, макароны, каши да свекольное пюре по три раза в день, — пожаловалась Света. — Я на него смотреть не могу. — Она подняла крышку на тарелке и показала Кате бесформенную красную массу.

— Грецкие орехи тоже дают, и я их ем, а вот эту… — Света скривила губки и фыркнула. — Если хочешь, попробуй, но предупреждаю, — Света пододвинулась к Кате и заговорщицки прошептала на ухо, — после нее какашки тоже будут красного цвета.

Катя съела несколько орехов, похожих на крохотные обезьяньи мозги, и запила чаем.

После трапезы девочки снова уставились друг на друга.

— Можно я поглажу тебя по голове? — попросила Катя.

— Погладь, — разрешила Света.

Катя встала и осторожно дотронулась до безволосой головы Светы.

— Не больно?

— Нет.

— А как ты болеешь? — спросила Катя.

— Я не знаю как, — вздохнув, грустно ответила Света. — Часто сознание теряю, голова кружится и воздуха не хватает. Приходится звать сестру и дышать кислородом из этой трубочки, — Света вытянула из прибора, расположенного возле изголовья кровати, толстую, с палец человека, трубку с загубником на конце и показала гостье.

— На, подыши.

— Спасибо, я ведь не больная, — ответила та.

Света тяжело вздохнула и заправила трубку на место.

— А у нас вчера в соседней палате мальчик умер. Он здесь долго лечился, и был такой же лысый, как и я. Ему должны были операцию делать в Америке, но денег не нашлось, вот он и умер. Его мама вчера целый час в коридоре рыдала, — Света вновь тяжело вздохнула. — А у меня мамы нет, она умерла от этой же болезни, и, наверное, я скоро умру. — Света наклонила голову и тихо беззвучно заплакала.

От ее слов Катя содрогнулась, по щекам у нее тоже побежали слезы, и она не сразу взяла себя в руки.

— А что же доктора?

— Они не смогли ее вылечить, — сказала Света, — и меня, наверное, не вылечат.

— Нет, не умирай, тебя спасут, обязательно спасут. Твой папа с дядей Алексеем меня в заложницы взяли для того, чтобы мой отец дал им денег на операции.

— А у него есть столько денег? — недоверчиво спросила Света.

— Есть! Найдет, обязательно найдет! — Катя вскочила с кровати, повернулась к Коновалову и выпалила: — Дядя Алексей, надо скорее ехать к моему отцу выбивать деньги, а то Света умрет!

Но тут в палату вошел маленький профессор Штендельбаум, а за ним Виктор.

— Ну-с, что у нас тут, — прошепелявил он. Он подошел к Светлане и хотел ее осмотреть, но Катя решила поведать ему свою историю.

— Деньги мы обязательно найдем, вы не сомневайтесь. Сколько надо, столько и будет. Мой папа даст. Меня и в заложницы специально для этого взяли.

Профессор перевел туманный, не в фокусе, взгляд на Катю, обдумал услышанное, улыбнулся и с иронией спросил: