находившихся в школе», – зачитал Шепель, уточнив, что жертвами теракта стали также 10 сотрудников спецназа ФСБ и два сотрудника МЧС, а 55 сотрудников правоохранительных структур получили ранения.

Другими словами, следствие установило, что в гибели огромного количества заложников никто, кроме террористов, не виноват. «Мне нужны настоящие виновники, а не этот Кулаев, на которого перевели стрелки», – сказала мне после одного из заседаний Эмма Тагаева-Бетрозова.

Суд над Кулаевым стал беспрецедентным для России событием. Около тысячи человек, признанных потерпевшими, были опрошены в течение года, и каждый из них имел возможность задать вопрос подсудимому. Вполне демократический дух процесса, который обеспечил Агузаров, не нравился прокуратуре, но под напором потерпевших ей пришлось с этим смириться.

Первым делом потерпевшие спросили Кулаева, действительно ли террористы требовали совместного прихода в школу Дзасохова, Зязикова, Аслаханова и Рошаля. Их интересовало, отпустили бы кого-то из заложников за одного Дзасохова. Они не хотели прощать своего, уже бывшего, президента. Следствие утверждало, что боевики требовали в школу всех четырех деятелей одновременно. «Я слышал, как Полковник разговаривал с кем-то по телефону и сказал, что если придут Дзасохов или Зязиков, он может отпустить за каждого по 150 человек», – неожиданно сообщил Кулаев. У прокурора вытянулось лицо, в зале зашумели. Правду говорил Кулаев или врал, чтобы вызвать сочувствие потерпевших, я не знаю. Но и другие его показания в суде существенно отличались от данных ранее. Например, он сказал, что когда автомобиль ГАЗ-66 подъехал к школе, в здании уже находились другие боевики: «На втором этаже уже стреляли». Это могло означать одно: террористы добирались до школы не одной группой, а разными. Потерпевшие просили суд обратить на это особое внимание, ведь многие из них были уверены, что часть террористов ушла из школы до штурма или во время штурма: заложники видели, как боевики переодевались в спортивные костюмы, а впоследствии многих из них они не увидели среди трупов. Надо сказать, что показания некоторых потерпевших также свидетельствовали о том, что к началу захвата в школе уже были боевики.

Из показаний потерпевшей Сусанны Дудиевой:

– Когда Зарина ушла в школу, я стояла еще на балконе. И только собралась зайти в комнату, когда услышала одиночные выстрелы. 2–3 выстрела. […] Я посмотрела на школу, коридоры были пустые. Вдруг в какой-то момент я опять повернулась […], по ним стали бежать мужчины в черной одежде. Автоматов я не видела. Но мужчины бежали по первому и по второму этажу. От конца школы по направлению вперед, к главному входу школы, вот где шла линейка. Я не помню точно, но, видимо, они бежали один за другим, наверное, человек 7 по второму, и наверное, человек 6–7 по первому этажу. Они бежали строем. […] Они были в темной одежде. […] И стали бежать по направлению к линейке. Это я видела. Я подписала протокол, что это правда, я этому свидетель[31].

Существенно важными оказались показания Кулаева о штурме. По его словам, когда раздались первые взрывы, Полковник-Хучбаров стал кричать кому-то по телефону: «Что ты натворил? Хотите штурмом взять школу? Не знаешь, сколько здесь женщин и детей?» Он также утверждал, что первый взрыв случился из-за работы снайпера.

Из диалога между потерпевшим Александром Гумецевым и подсудимым:

– Кулаев, меня интересует, от чего произошел взрыв по вашему мнению?

– Ну, я точно не знаю. Но они как говорили, снайпер снял человека, на кнопке который сидел[32].

В целом показания Кулаева сводились к тому, что штурм начали с внешней стороны школы. Матери Беслана, которые несколько месяцев требовали от следствия прояснить причину первого взрыва, получили свидетеля, опровергающего официальную версию. С этого момента они стали еще яростнее доказывать суду, что картина, нарисованная следствием, не соответствует действительности. За девять месяцев, прошедших после теракта, жители Беслана провели свое расследование, которое показало совсем другую картину.

Потерпевшие

Вскоре после теракта жители Беслана стали находить на территории школы и около нее тубусы от огнеметов «Шмель» и гранатометов, а также гильзы от танковых снарядов.

Реактивный пехотный огнемет – аэрозоль, РПО-А или «Шмель» (известный на войне в Афганистане как «Шайтан-труба») – советский и российский реактивный пехотный огнемет одноразового применения. РПО переснаряжению не подлежит. Представляет собой снаряд-ракету, начиненную огнесмесью (Википедия).

Из доклада депутата и эксперта в области физики взрывов Юрия Савельева (опубликован на сайте pravdabeslana.ru):

«При взрыве капсулы РПО-А в термобарическом снаряжении огнесмесью ОМ-100МИ образуется вспышка в виде сплошного шара диаметром около 6–7 метров с длительностью существования огневой вспышки 0,35–0,40 сек. При такой характеристике вспышки получение ожогов лица (и других открытых участков кожи) возможно на расстояниях, не превышающих трех метров от эпицентра взрыва, при этом вероятность ожога открытых участков второй степени не более 10 %».

В начале апреля 2005 года жители Беслана решили отдать тубусы и гильзы Северо-Осетинской парламентской комиссии, расследующей обстоятельства теракта. Следственной группе потерпевшие не доверяли. То, что гражданские лица после штурма смогли обнаружить такие вещдоки, само по себе говорило о плохой работе следственной бригады на месте трагедии. Потерпевшие утверждали, что следствие не заинтересовано видеть улики, которые не подтверждают официальную версию.

Однако сенатор Эрик Бугулов, входивший тогда в региональную парламентскую комиссию, убедил жителей сдать найденное следователю Криворотову – тот принял и описал вещдоки, а прокурор Шепель пообещал приобщить их к уголовному делу, провести ситуационную экспертизу и выяснить, кому оружие принадлежало. За происходящим наблюдали журналисты «Новой газеты», которые много месяцев жили в Беслане и проводили собственное расследование. Благодаря их работе информация о найденных тубусах стала широко известной.

Летом 2005-го я приезжаю в Беслан, чтобы поговорить с жителями и региональной парламентской комиссией, расследующей теракт. Знакомлюсь с редактором бесланской газеты «Жизнь Правобережья» Эльбрусом Тедтовым, который убежден, что первый взрыв в школе был спровоцирован выстрелом из огнемета со стороны жилого дома № 37 в Школьном переулке. Это, по его мнению, и стало причиной следующих взрывов и пожара. Тедтов говорит, что по номерным знакам на тубусах можно определить, кому принадлежало это оружие, а значит, можно и выяснить, кто отдал приказ применять эти огнеметы. Было бы желание у следователей.

Он ведет меня в спортзал школы № 1, куда 1 сентября пришел его 10-летний сын и где мальчик погиб. Тедтов изучил здесь каждый сантиметр. Мы подходим к баскетбольному кольцу в левой части зала – оно погнуто, как от удара. Под ним – черная обугленная дыра. Над кольцом, левее, в стене под крышей – проем слухового окна.