не думали об отпуске, но и не позволили бы просить о нем. Но теперь, когда дивизия стоит без дела, в тылу фронта, а их станицы под боком, отчего же не отпустить их «хоть на недельку»?

Эту казачью недельку я хорошо знал. Я хорошо знал, что, отпусти их домой, в далекий горный их отдел, в полк они не вернутся.

Казаки настаивали и обращались уже целыми группами. Я их отлично понимал и все же не отпускал. И чтобы прекратить это, собрав всех вахмистров и взводных урядников, спокойно, чисто по-братски сказал им следующее:

– Я сам казак станицы Кавказской. Моя станица под боком. До нее два часа езды поездом. Дома пять женщин – две старушки, бабушка и мать – и три сестренки-подростки. Я с вами отступал от Воронежа. И вот – я не еду к ним, живущим так близко отсюда. Ваши же станицы далеко. И казаки хотят идти в отпуск верхами на своих лошадях. Явно – они в полк уже не вернутся.

Сказал им «по душам» и запретил обращаться ко мне. Но казаки нашли другое. Далеко перед Великой войной 1914 года из Баталпашинского отдела, ввиду малоземелья горных там станиц, в Кавказский отдел были переселены некоторые хоперские казаки и образовали две станицы – Хоперскую и Ново-Бекешевскую. Эти две станицы находились на полпути между Тихорецкой и Кавказской. Там у многих хоперских казаков были родственники. От Новолеушковской до этих станиц было меньше чем пятьдесят верст. Верхом казак мог быть там в один переход. Они просили пустить их в отпуск «хоть туда», обещав вернуться. Довод был сильный. Я разрешил многим. И к чести их – все они исправно вернулись в полки, пробыв в этих станицах два-три дня, не больше.

Воинская дисциплина в полках была еще не нарушена. Офицеры 2-го Хоперского полка все были на местах, и никто не просился в отпуск, сознавая, что это несвоевременно.

В полк вернулся есаул Евграф Васильевич Булавинов. Он эвакуировался из Украины и в полку не был несколько месяцев, служа где-то в тылу. О нем от офицеров слышал только похвальные отзывы. Высокий, стройный, красивый – он представился мне отчетливо.

В 1910 году молодым казаком он был зачислен в Конвой Его Величества, окончил там учебную команду и был взводным (старшим) урядником. В 1915 году окончил в Петергофе школу прапорщиков вместе с Тарарыкиным и был командирован в Персию, в свой 1-й Хоперский полк чином прапорщика. Теперь он есаул.

Пройдя отличную строевую службу в привилегированной гвардейской части Конвоя Императора, много видевший, он выгодно выделялся среди всех офицеров настоящего 2-го Хоперского полка. Веселый, отчетливый, любящий военную службу, разговорчивый, любитель поухаживать, он внес оживление в среду полковой молодежи, являясь большим авторитетом для них. Мне это нравилось, так как он внес некоторое оживление в скучную холостяцкую жизнь полковой молодежи.

Томясь бездельем, я уже сам просил генерала Науменко ходатайствовать об отправлении дивизии в Баталпашинский отдел для пополнения рядов, ввиду того что казаки, не выдержав этого ничегонеделания, могут уходить самотеком.

Как все это случилось, не знаю, но числа 15 января 1920 года дивизии приказано было погрузиться в поезда и следовать в станицу Невинномысскую для переформирования.

Дивизия в Невинномысской. Там жил и ждал нас командир Хоперской бригады, старый и коренной хоперец, полковник Бочаров. Он эвакуировался на Кубань после оставления нами Воронежа в 20-х числах октября прошедшего года.

В станице он жил на общественной офицерской квартире вместе со своим приятелем и также старейшим хоперцем, полковником Толмачевым, большим весельчаком с запорожскими усами. Представился Бочарову. Принял меня он ласково, чисто по-отечески, так как «все знал», что мы пережили по оставлении Воронежа.

Сдав ему дивизию, вернулся в свой 2-й Хоперский полк. С этого времени 1-я Кавказская казачья дивизия фактически перестала существовать.

От полковника Бочарова я узнал, что осуществилось образование Кубанской армии. Командующим ею назначен генерал Шкуро. 1-й и 2-й Кубанские Партизанские конные полки упраздняются, и остаются только 1-й и 2-й Хоперские полки. Здесь же он показал и телеграмму из Екатеринодара, подписанную генералом Шкуро, как командующим Кубанской армией:

«Командиром 1-го Хоперского полка назначается полковник Соламахин, а командиром 2-го Хоперского полка – полковник Елисеев, которым немедленно же приступить к формированию полков.

Командиром бригады назначается полковник Бочаров».

Прибывших со мною казаков разрешено было отпустить в свои станицы в кратковременный отпуск. Баталпашинский отдел был разделен постанично на две части, и каждая часть формировала свой полк, 1-й или 2-й, не считаясь с возрастом присяг казаков. Шкуро, видимо, находил, что так можно быстрее пополнить полки и внести в них семейственно-станичную дисциплину и внутреннюю спайку. Разрешено и офицерам выехать в отпуск, но из них выехали только одиночки. Я отпуска не просил и остался в Невинномысской.

Приезд генерала Шкуро

К назначенному сроку в полки очень мало прибыло казаков из своих станиц. Офицерский состав пополнился хорошо, и их было в полку около 20 человек. На мое удивление, в полк прибыли все сестры милосердия по старым походам полка, и их оказалось до десяти. Они меня не радовали, но оказались заслуженные труженицы полка с самого начала походов полковника А. Г. Шкуро, все дружественные с офицерами и уважаемые ими…

Для встречи его наличные казаки 1-го и 2-го Хоперских полков выстроились на станичной площади. Их было немного. Полковник Соламахин еще не прибыл, и их возглавлял автор этих строк… Было много снега, морозно. Из станичного правления показалась группа старших начальников. Впереди в крытой шубе-черкеске, в волчьей папахе и в бурочных сапогах тихо шел Шкуро. Полковник Бочаров скомандовал и отрапортовал что надо.

– Здорово, славные мои хоперцы! – так приветствовал строй старый их вождь и «волк», генерал Шкуро.

Эти слова он произнес так сердечно, что я почувствовал – между ним и казаками существует особенная, и давнишняя, глубокая семейная любовь, основанная на чем-то очень высоком, несомненно, на былых победных боях. Казаки ответили громко и восторженно.

Все наличные офицеры на правом фланге строя. Шкуро жмет руку мне и всем офицерам, медленно проходит перед строем казаков, внимательно всматриваясь в их лица. Я смотрю на него и не узнаю его – перед нами проходит истомленный, истощенный маленький молодой «старичок», мелко ступая по снегу. Вид его был болезненный и совершенно не боевой. А бурочные сапоги на ногах будто фиксировали его физическое недомогание.

Полковник Соламахин и 1-й Хоперский полк

Казаки прибывали, но медленно. Пришло приказание: «Всех наличных казаков 1-го Хоперского полка отправить в