— Вы меня не узнаете?

— Проходите, — поспешно пригласил Мосин.

Это была не родственница. Это была сама Тамарка. Только что же это она такое с собой сделала? Сергей взглянул на ноги посетительницы да так и остался стоять с опущенной головой. Глаза его словно примагнитило. Он хорошо помнил, что ноги у нее, грубо говоря, кавалерийские. Были.

— Вы понимаете… — лепетала ошалевшая от счастья Тамарка. — Я не знаю, как благодарить… Я их вечер носила… И вдруг за ночь… Прелесть, правда? — доверчиво спросила она.

— А почему вы, собственно, решили… — Мосин откашлялся.

— Ну как «почему»? Как «почему»? — интимно зашептала Тамарка. — Вы сравните.

В руках у Мосина оказался знакомый пакет. На жемчужном фоне сияли загаром изумительные женские ноги, внутри которых были видны контуры костей и суставов.

— Вы сравните! — повторила Тамарка, распахивая плащ, под которым обнаружилась самая хулиганская мини-юбка.

Мосин сравнил. Ноги были такие же, как на пакете, только суставы не просвечивали.

— Действительно, — проговорил припертый к стене Сергей. — Забыл предупредить. Понимаете, они… экспериментальные.

— Понимаю, — конспиративно понизила голос женщина. — Никто ничего не узнает. С сегодняшнего дня я числюсь в командировке, вечером уезжаю, вернусь недели через три. Что-нибудь придумаю, скажу: гимнастика, платные уроки…

Тамарка замялась.

— Скажите, докт… — Она осеклась и испуганно поглядела на Мосина. — Д-дальше они прогибаться не будут?

— То есть как?

— Ну… внутрь.

— Внутрь? — обалдело переспросил Мосин.

Судя по тому, как Тамарка вся подобралась, этот вопрос и был главной целью визита.

— Не должны, — хрипло выговорил Сергей.

Тамарка немедленно начала выспрашивать, не нуждается ли в чем Мосин, может быть, пленка нужна или химикаты, так она привезет из командировки. Он наотрез отказался, и вновь родившаяся Тамарка ушла, тщательно застегнув плащ на все пуговицы.

Мосин был оглушен случившимся. С ума сойти: за семьдесят рублей ноги выпрямил! Это еще надо было переварить. Ладно хоть выпрямил, а не наоборот. Так и под суд загреметь недолго.

Да, с будущим, оказывается, шутки плохи — вон у них вещички что выкидывают. Ему и в голову такое прийти не могло. С виду — колготки как колготки, нервущиеся, правда, но это еще не повод, чтобы ждать от них самостоятельных выходок.

— Ой! — сказал Мосин и болезненно сморщился.

Вчера он продал своей бывшей невесте ремень с золотистой пряжкой. Если что-нибудь стрясется, она экс-жениха живьем съест…

Впрочем, паниковать рано. Улучшить что-либо в фигуре бывшей невесты невозможно, фигурка, следует признать, у нее точеная. «Обойдется», — подумав, решил Мосин.

Он созвонился с заказчиками, раздал выполненные вчера снимки; не запирая лаборатории, забежал к начальнику, забрал вновь поступившие заявки и, вернувшись, застал у себя Лихошерста, который с интересом разглядывал нож, приобретенный вчера Мосиным на той стороне.

— Здравствуй, Мосин, — сказал инженер-конструктор. — Здравствуй, птица. Вот пришел поблагодарить за службу. Склад у тебя на этот раз как живой получился…

Он снова занялся ножом.

— Импортный, — пояснил Мосин. — Кнопочный.

Клинок со щелчком пропал в рукоятке. Лихошерст моргнул.

— Купил, что ли?

— Выменял. На зажигалку.

— КАКУЮ зажигалку? — страшным голосом спросил Лихошерст, выпрямляясь. — ТВОЮ?

Мосин довольно кивнул.

— Изолировать от общества! — гневно пробормотал инженер-конструктор, последовательно ощупывая рукоять. Вскоре он нашел нужный выступ, и лезвие послушно выплеснулось.

— Слушай, — сказал он другим голосом. — Где у тебя линейка?

Он сорвал с гвоздя металлическую полуметровку и начал прикладывать ее то к лезвию, то к рукоятке.

— Ты чего? — полюбопытствовал Мосин.

— Ты что, слепой? — закричал инженер. — Смотри сюда. Меряю лезвие. Сколько? Одиннадцать с половиной. А теперь рукоятку. Десять ровно. Так как же лезвие может уместиться в рукоятке, если оно длиннее на полтора сантиметра?!

— Умещается же, — возразил Мосин.

Лихошерст еще раз выгнал лезвие, тронул его и отдернул руку.

— Горячее! — пожаловался он.

— Щелкаешь всю дорогу, вот и разогрелось, — предположил Мосин.

— Идиот! — прошипел Лихошерст, тряся пальцами. — Где отвертка?

Он заметался по лаборатории. Мосин понял, что если он сейчас не вмешается — ножу конец.

— А ну положи, где взял! — закричал он, хватая буйного инженера за руки. — Он, между прочим, денег стоит!

Лихошерст с досадой вырвал у Мосина свои загребущие лапы и немного опомнился.

— Сколько? — бросил он.

— Валера! — Мосин истово прижал ладонь к сердцу. — Не продается. Для себя брал.

— Двадцать, — сказал Лихошерст.

— Ну Валера, ну не продается, пойми ты…

— Двадцать пять.

— Валера… — простонал Мосин.

— Тридцать, черт тебя дери!

— Да откуда у тебя тридцать рублей? — попытался урезонить его Мосин. — Ты вчера у Баранова трешку до получки занял.

— Тридцать пять! — Лихошерст был невменяем.

Мосин испугался.

— Тебя жена убьет! Зачем тебе эта штука?

Лихошерст долго и нехорошо молчал. Наконец процедил:

— Мне бы только принцип понять… — Он уже скорее обнюхивал нож, чем осматривал. — Идиоты! На любую др-рянь лепят фирменные лычки, а тут — даже запрос не пошлешь! Что за фирма? Чье производство?

— Валера, — проникновенно сказал Мосин. — Я пошутил насчет зажигалки. Это не мой нож. Но я могу достать такой же, — поспешил он добавить, видя, как изменился в лице инженер-конструктор. — Зайди завтра, а?

— Мосин, — сказал Лихошерст. — Ты знаешь, что тебя ждет, если наколешь?

Мосин заверил, что знает, и с большим трудом удалил Лихошерста из лаборатории. Ну и денек! Теперь — хочешь не хочешь — надо идти к Тохе и добывать еще один. Или отдавать этот. Конечно, не за тридцать рублей — Мосин еще не настолько утратил совести, чтобы наживаться на Лихошерсте… Рублей за пятнадцать, не больше.

Перед тем, как пролезть в пролом, Мосин тщательно его осмотрел и пришел к выводу, что дыра выглядит вполне надежно. Не похоже, чтобы она могла когда-нибудь закрыться.

Киношники толпились возле избы. Тоха стоял на старинной медной пушке и озирал окрестности. Мосин подошел поближе.