время вашего бракоразводного процесса, — продолжал Страйк, глядя Россу прямо в глаза, — я отправлю эту запись прямо в таблоиды, и мы посмотрим, какая история их заинтересует больше: необоснованное утверждение, что у меня был роман с замужней женщиной, или аристократический миллионер со связями в королевской семье, который выбивает дерьмо из своих маленьких девочек и устраивает аварии, в результате которых они ломают ноги, потому что считает себя неприкасаемым.

Страйк направился к двери, но остановился.

— Да, и кстати: одна из ваших многочисленных нянь находится на грани увольнения. Разумеется, мое агентство не стало бы тайно записывать частный разговор, но один из моих детективов сделал обширные записи после того, как поболтал с ней в пабе. По ее мнению, вы оба не годитесь для того, чтобы находиться рядом с детьми. Несомненно, у вас с ней есть соглашение о неразглашении, но я уверен, что газеты взяли бы на себя ее судебные издержки в обмен на все ужасные подробности.

— Так что не забудьте: у меня есть имя и адрес няни, записи ее разговоров. И у меня есть эти видео. Один звонок в новостное бюро, и мы увидим, чье имя будет вымазано в грязи. Так что вы оба хорошенько подумайте, прежде чем впутывать меня в свое дерьмо.

Ни звука не последовало за ним по коридору. Россы, казалось, были ошеломлены. Он плотно закрыл за собой дверь квартиры.

Портье в вестибюле удивился, что Страйк так скоро снова появился, и встал, чтобы открыть ему дверь. Поскольку Страйк и сам мог бы легко открыть дверь, он не счел нужным давать ему чаевые, поэтому, пожелав “спокойной ночи”, вышел из квартиры и направился в темноте в сторону Кенсингтон Хай Стрит, где надеялся найти такси.

Но когда через несколько минут он подошел к улице, то услышал позади себя щелчок каблуков по камню и понял, чей голос он сейчас услышит.

— Корм — Корм!

Он повернулся. Шарлотта прошла последние несколько футов на своих тонких каблуках, запыхавшаяся, красивая и раскрасневшаяся.

— Спасибо, — сказала она, протягивая руку, чтобы коснуться его руки.

— Я сделал это не для тебя, — сказал Страйк.

— Не обманывай обманщика, Блюи.

Теперь она улыбалась, сканируя его лицо в поисках подтверждения.

— Это правда. Я сделал это для себя и для старших детей.

Он снова повернулся, доставая сигареты на ходу, но она побежала догонять его, схватив за руку.

— Корм…

— Нет, — прямо сказал он, отпихивая ее. — Это было не из-за нас.

— Ты чертов лжец, — сказала она, наполовину смеясь.

— Я не лгу, — солгал он.

— Корм, притормози, я на каблуках.

— Шарлотта, — сказал он, поворачиваясь к ней лицом, — пропусти это через свою голову. Мое агентство было под угрозой. Все, ради чего я работал последние пять лет, пошло бы прахом, если бы меня втянули в дело о вашем разводе. Я не хочу оказаться в колонках сплетен.

— Да, я слышала о том, что вы с Мэдлин разошлись, — сказала она, полуулыбаясь, и он понял, что его слова не произвели на нее никакого впечатления. — Корм, давай выпьем и отпразднуем. Твое агентство в безопасности, я свободн от Джейго…

— Нет, — повторил Страйк и снова повернулся, чтобы уйти, но на этот раз она схватила его за руку так крепко, что вырвать ее означало бы рискнуть опрокинуть ее со шпилек.

— Пожалуйста, — мягко сказала она, и он понял, что она все еще верит в то, что прежняя власть, которую она так долго проявляла над ним, сохранилась, что под его гневом и нетерпением скрывается любовь, пережившая столько уродливых сцен. — Пожалуйста. Один стаканчик. Корм, я говорила тебе, когда умирала — когда я умирала — это могли быть мои последние слова. Я люблю тебя.

Но на этом его терпение иссякло. Освободив ее от хватки пальцами, он сказал,

— Для тебя любовь — это один долбаный химический эксперимент. Ты занимаешься этим ради опасности и взрывов, и даже если бы я не закончил с тобой, — добавил он жестоко, — ничто на свете не заставило бы меня захотеть помогать растить детей Джейго Росса.

— Ну… теперь это будет совместная опека, я полагаю. Они не будут все время со мной.

С этими словами оживленная ночь вокруг Корморана Страйка, казалось, снова замедлилась, и постоянное рычание транспорта внезапно приглушилось. На этот раз он не смотрел в лицо Робин, полный алкоголя и желания: сейсмическая перемена произошла внутри него, потому что он почувствовал, как что-то сломалось, и понял, наконец, что обратно это уже не собрать.

Не то чтобы в тот миг он увидел правду о Шарлотте, потому что он пришел к убеждению, что не существует единственной, статичной правды о человеке, но он понял, раз и навсегда, что то, что он считал правдой, таковой не являлось.

Он всегда верил — должен был верить, потому что если он не мог в это поверить, то что же он делал, возвращаясь к этим отношениям снова и снова? — Что какой бы поврежденной и разрушительной она ни была, как бы она ни была склонна к созданию хаоса и причинению боли, у них было общее ядро, в котором жили определенные неотъемлемые принципы. Несмотря на все доказательства обратного — ее злобу и разрушительность, ее тягу к хаосу и конфликтам, — он романтично поддерживал идею о том, что ее детство, которое было таким же беспорядочным, хаотичным и временами пугающим, как и его собственное, оставило в ней желание переделать свой уголок мира в более разумное, безопасное и доброе место.

И теперь он увидел, что был совершенно неправ. Он полагал, что ее собственная уязвимость означает инстинктивное общение с другими уязвимыми людьми. Даже если вы не хотите детей, как не хотел он, потому что не хотел идти на жертвы, необходимые для их воспитания, вы, конечно, сделаете все возможное, чтобы им не пришлось проводить половину своего времени с Джейго Россом? Что бы еще он ни думал о Шарлотте, он ни разу не усомнился в том, что она сейчас сделает то, что готовилась сделать бывшая жена Росса: будет бороться за то, чтобы оградить детей от их отца.

— Почему ты так смотришь на меня? — спросила Шарлотта, теперь уже нетерпеливо.

На самом деле, когда Страйк рассматривал облегающее черное платье, которое меньше всего его волновало в квартире Джейго,