– Всё будет хорошо, – заверил он друзей. – А теперь предлагаю проделать ещё пару десятков миль до привала. Благодарение лиррам – выспались мы сегодня отменно.

Никто был не против, так что отряд двигался до глубокой ночи. Привал устроили в уютной лощинке, где и уснули, наскоро перекусив.

Ранним утром, едва солнце встало достаточно, чтобы освещать дорогу, Каладиус поднял всех, обозвав их лентяями и лежебоками, и потребовал двигаться дальше. Единственная кого не коснулась утренняя побудка, была Мэйлинн. С тех пор, как Каладиус отправил её в фургон, девушка ни разу не показалась друзьям. Маг объяснил это глубоким сном, который навеивал его отвар. Так что, быстро позавтракав холодными остатками ужина, путешественники двинулись дальше. Впереди их ждал Санн.

Санн и Коррэй были, пожалуй, самыми странными государствами Паэтты. Небольшие, малозаселённые, сплошь покрытые болотистыми лесами, зажатые между двумя могущественными державами – Латионом и Кидуей – они существовали лишь благодаря неразберихе, возникшей после громкого падения Кидуанской империи, да чрезмерно раздутому эго местных князьков. Хотя, наверное, главной причиной их существования была их относительная никчёмность. Ни Кидуе, ни Латиону они были, по существу, не нужны, хотя последний и установил над ними протекторат.

На сегодняшний день эта странная прослойка между жирными боками двух великих государств существовала в каком-то своём особом мирке, сплетённом из воспоминаний о былых деньках, да презрительной снисходительности к «степнякам», коими жители дебрей именовали всех, кто не был вынужден раз в несколько лет высекать молодняк, прораставший на скудных полях и грозящий заполонить те лоскуты земли, что отвоевали люди у лесов. Кстати, в Санне, да и в Коррэе, проживало довольно много лирр, особенно из числа тех, что не хотели смиряться с навязанным людьми образом жизни.

Формальный правитель Санна, коннетабль Шонн Легуа, за бокалом вина любил поговорить о тех временах, когда через Санн проходили широкие тракты, а среди реликтовых лесов стояли крупные города, славные ремёслами и науками. Одним из самых известных среди них был, конечно Шеар – жемчужина в короне Кидуанской империи. И, как это и бывает со всеми жемчужинами, когда короны идут под молот, эта оказалась расколота и растерзана во время Смутных дней.

Многочисленные гражданские войны, мор и голод привели в запустение некогда процветающие регионы. Захирели торные пути – мощные непокорные леса сожрали их за считанные годы. Массовый исход жителей из больших городов привёл к тому, что в течение жизни одного поколения названия, гремевшие на всю империю, оказались почти забыты. Совершенно неожиданно возвысился захолустный городишко Суэр, переименованный первым коннетаблем Санна в Санной.

Как мы видим по именованию правителей, власть в новом государстве полностью перешла под контроль армии, а скорее – полувоенных формирований, именующих себя Дружинами. Каждая такая дружина имела во главе конунга, владеющего феодом. Шестнадцать конунгов – по числу феодов – формировали Высший Совет, соправительствующий коннетаблю, избираемому из числа Совета пожизненно. Такой стиль управления не располагал к формированию сильной государственной власти, равно как и заросшая лесом земля не располагала к кипучей хозяйственной деятельности. Так и образовалось на карте Паэтты недоразумение с названием Санн, по соседству с ещё более отсталой страной, называемой Коррэй.

Коррэй даже во времена Империи был не более, чем одной большой лесозаготовкой. Во время Смутных дней артели лесорубов, беглые каторжники, да идеалисты-мечтатели сформировали здесь общинное государство, в котором не должно было быть ни богатых, ни бедных, ни королей, ни подданных. Однако такая идиллия продержалась недолго, захлебнувшись кровью тех, кто пытался поднять её на знамя. В итоге образовалось ещё одно дремучее феодальное государство, получившее название в честь одного каторжника, провозгласившего себя герцогом этой земли. С тех пор династия герцогов Коррэйских властвует над небольшой кучкой подданных, да бесчисленными сонмами корабельных сосен.

После этого краткого экскурса в историю вернёмся назад в наши дни, к путешественникам, двигающимся по не слишком-то ухоженному тракту, ведущему из Варса в Санной. Он пролегал через многочисленные перелески, которые вскоре сольются в один могучий вечнозелёный океан. До границы Санна оставалось всего несколько часов пути.

Как и предрекал Каладиус, вскоре после полудня из-за полога фургона показалась немного заспанное, но вполне довольное лицо Мэйлинн. Её появление вызвало бурю приветственных криков.

– Как себя чувствуете, дорогая? – самодовольно спросил Каладиус.

– Так, словно лишь вчера родилась на свет, мессир, – сияя улыбкой, ответила лирра. – Вы – настоящий кудесник! Хотя, признаться, ваш отвар на вкус – невероятная гадость, – смеясь, добавила она.

– Ничто в этом мире не даётся даром, дитя моё, – с самым серьёзным видом ответствовал маг. – Но главное, что вы теперь абсолютно здоровы. И это весьма кстати, так как, если верить карте, ещё до сумерек мы будем вынуждены распрощаться с нашим фургоном.

– Наконец-то я смогу прокатиться верхом! – радостно воскликнула Мэйлинн.

– Ах, дорогая моя, как бы вам не пришлось ещё горько пожалеть о своём уютном фургончике! – полушутливо-полусерьёзно возразил Каладиус.

Дальнейшее путешествие прошло совершенно буднично. Действительно, наступили уже довольно глубокие сумерки, когда Каладиус, ориентируясь на одному ему известные приметы, скомандовал привал. Вокруг был уже самый настоящий саннский лес. Хвала богам, в это время года он не демонстрировал путешественникам другую свою достопримечательность – несметные полчища комаров и мошек. Но громадных, замшелых деревьев, многие из которых были такой толщины, что все шестеро друзей, взявшись за руки, не смогли бы объять их ствол, было в достатке. В уютной сени одного из таких великанов компания и заночевала.

На утро, после завтрака мужчины вытащили из фургона всё необходимое, навьючили это на тяжеловозов, а сам фургон откатили подальше от дороги, спрятав в зарослях орешника. Удивительная тишина стояла в лесу – большинство птиц ещё не вернулись с зимовки, поэтому некому было устраивать гвалт. Пахло прелью и хвоей. Снега не было уже даже в самых темных уголках. Бин даже обнаружил тонкие шерстинки будущей травы, пронзающие толстый слой опавших сосновых иголок.

– Нам туда, – сверившись с картой, Каладиус махнул почти строго на запад, тогда как дорога уходила на северо-запад.

– Не слишком-то уютно выглядит наш путь, – проворчал Кол, вглядываясь в темнеющую впереди чащу.

– А я предупреждал, – ответил маг. – Молите богов, в которых верите, чтоб чаща оказалась достаточно проходимой для лошадей.

– Вы просто мастер напутственного слова, мессир, – картинно вздохнув, Кол направил своего коня в направлении, указанном Каладиусом.

По счастью, мрачные опасения мага пока что не спешили оправдываться. Громадные лесные великаны, росшие тут, верно, уже не одну сотню лет, сплетали мощный полог на головокружительной высоте. Сквозь эту мощную оборону с трудом пробивались солнечные лучи, так что внизу, у древних могучих корней, почти не было молодой поросли, обычно мешавшей путникам. А громадные папоротники и иные травы пока ещё дремали под одеялом прошлогодней хвои. Были места, где лошадей приходилось вести на поводу, но бо́льшую часть времени путешественники всё же проводили в седле.