Но в это время с ним случилась столь необычайная вещь, что она чуть не изменила все его намерения.

XIV

Однажды утром кюрэ из Эгюранда зашел, как бы гуляя, на мельницу Жана Верто, он повертелся немного в помещении, пока ему не удалось подцепить Франсуа в одном из уголков сада. Там он принял очень таинственный вид и спросил его, был ли он действительно Франсуа, прозванный Родинка, имя, которое было ему присвоено в гражданском порядке, когда он был доставлен как подкидыш, из-за родимого пятна, бывшего у него на левой руке. Кюрэ осведомился также самым точным образом об имени женщины, которая его выкормила, о местах, где ему приходилось жить, и, наконец, обо всем другом, что он только мог знать о своем рождении и жизни.

Франсуа пошел за своими бумагами, и кюрэ остался ими очень доволен.

— Ну вот! — сказал он, — приходите завтра или сегодня вечером ко мне и смотрите, чтобы никто не узнал про то, о чем я вас извещу, ибо мне запрещено разглашать, а это является делом совести для меня.

Когда Франсуа пришел к господину кюрэ, тот закрыл как следует все двери своей комнаты, затем вынул из шкафа четыре небольшие тонкие бумажки и сказал:

— Франсуа Родинка, вот четыре тысячи франков, которые посылает вам ваша мать. Я не могу открыть вам ни ее имени, ни в какой стране она находится, ни мертва ли она или жива в настоящую минуту. Благочестивая мысль заставила ее вспомнить о вас, и, по-видимому, у нее всегда было некоторое намерение сделать это, потому что она сумела разыскать вас, хотя вы и живете вдалеке. Она узнала, что вы порядочный человек, и она дает вам на обзаведение с условием, что в течение шести месяцев, начиная с сегодняшнего дня, вы никому не скажете, исключая женщины, на которой захотели бы жениться, об этом ее даре. Она возлагает на меня поручение переговорить с вами относительно вклада этих денег под проценты или взносе их на хранение и просит, чтобы я предоставил вам мое имя для сохранения в тайне всего этого дела. Я поступлю так, как вы захотите, но мне предписано отдать вам деньги только в обмен на вашу клятву ничего не говорить и ничего не делать, что бы могло разгласить тайну. Известно, что на ваше обещание можно рассчитывать, даете ли вы мне его?

Франсуа дал клятву, оставил деньги у господина кюрэ и просил его поместить их, как находит тот нужным; он знал этого пастыря за прекрасного человека, а они, как женщины, или очень хороши, или совсем плохи.

Подкидыш вернулся домой скорее грустный, чем радостный. Он думал о своей матери и охотно отдал бы эти четыре тысячи франков за возможность ее увидеть и поцеловать. Но также он говорил себе, что она, вероятно, скончалась, и что ее подарок был одним из тех распоряжений, которые принимаются перед лицом смерти; и это делало его еще более сосредоточенным, так как он был лишен возможности носить по ней траур и служить по ней мессы. Но была ли она жива или мертва, он помолился за нее богу, чтобы он простил ее за то, что она покинула своего ребенка, так же, как ее ребенок от всей души прощал ей это, моля бога о прощении и своих собственных грехов.

Он старался ничего этого не показывать, но более двух недель, в те часы, когда все собирались к столу, он оставался погруженным в глубокую задумчивость, и вся семья Верто очень этому изумлялась.

— Этот малый не высказывает нам всех своих мыслей, — говорил мельник. — Наверное, у него какая-нибудь любовная история на уме.

— Может быть, это любовь ко мне? — думала девушка, — а он чересчур деликатен, чтобы открыться. Он боится, чтобы не сочли его влюбленным скорее в мое богатство, чем в мою особу; и все, что он делает, — это, чтобы не разгадали его тайных забот.

И она забрала себе в голову, что она должна приручить его, и так усердно ласкала его и словами, и взглядами, что он этим был потрясен даже среди всех своих невеселых размышлений.

Иногда он говорил себе, что был достаточно богат, чтобы помочь Мадлене в случае несчастья, и что он может свободно жениться на девушке, не требующей от него состояния. Он не чувствовал себя влюбленным ни в какую женщину, но видел хорошие качества Жанеты Верто и боялся проявить сердечную жестокость, не отвечая на ее намерения. Минутами ее печаль огорчала его, и у него являлось желание ее утешить.

Но совершенно неожиданно, когда он однажды поехал в Креван по делам своего хозяина, он встретил там одного из дорожных смотрителей, который жительствовал около Пресля, и тот сообщил ему о смерти Кадэ Бланшэ и прибавил, что он оставил дела в большом беспорядке, и неизвестно было, как из всего этого выпутается вдова.

У Франсуа не было никакой причины любить или оплакивать Бланшэ. И если у него было столько благожелательства в сердце, что, когда он услыхал это известие, глаза его стали влажными, а голова тяжелой, будто он сейчас заплачет, то лишь потому, что он подумал о Мадлене, которая оплакивала в этот час своего мужа, прощая ему все и помня лишь, что он был отцом ее ребенка. И сожаления о Мадлене отзывались в его душе и заставляли его плакать об ее горе.

Ему захотелось тотчас же сесть на лошадь и помчаться к ней; но он подумал, что должен испросить на это разрешения у своего хозяина.

XV

— Хозяин, — сказал он Жану Верто, — мне нужно уйти от вас на некоторое время, длинное или короткое, я за это не поручусь. У меня есть дела на моем прежнем месте, и я вам предлагаю дружески меня отпустить, так как, говоря по правде, если вы не дадите мне этого разрешения, я не смогу вас послушаться и уйду против вашей воли. Извините меня, что я говорю вам все так, как оно есть. Если я вас сержу, меня это очень огорчает, и потому я прошу у вас, как единственную благодарность за все мои услуги, не принимать это за обиду и простить мне мою теперешнюю вину, что я оставляю вашу работу. Может, я вернусь и в конце недели, если там, куда я иду, не нуждаются во мне. Но может статься, что я вернусь только к концу года или совсем не вернусь,