В день казни черкес-палач явился в башню Сераскириата. Этот человек, в котором, казалось, давно умерли все чувства, был странно взволнован известием о том, что ему придется казнить Гассана.

Войдя в тюрьму и увидя на полу безжизненное тело, палач почувствовал, что это чувство в нем еще усилилось.

– Хм! У него такой вид, как будто он уже помер, – раздался голос подле Будимира.

Палач обернулся, за ним стоял грек Лаццаро.

– Над Гассаном-беем нельзя более исполнить никакого приговора, – отвечал палач, – он мертв.

– Тем не менее он должен быть казнен, – заметил Лаццаро.

– Пусть его казнит, кто хочет! – отвечал палач.

– Это значит, что ты не хочешь его вешать? – спросил Лаццаро.

Палач подумал несколько мгновений, затем повернулся к греку.

– Ты прислан допрашивать меня? – спросил он.

– Нет, я прислан только дать тебе совет, – дипломатично отвечал Лаццаро.

– Это не моя обязанность – вешать мертвых!

– Ты не так понял меня, Будимир, – перебил Лаццаро рассерженного черкеса. – Я должен дать тебе совет, как устроить казнь, чтобы никто не заметил преждевременной смерти.

Будимир покачал головой.

– Береги свой совет для себя, – сказал он, – но я же не нуждаюсь в твоих советах.

Лаццаро постоял еще какое-то время около черкеса и затем вышел.

Когда Будимир, в свою очередь, хотел уйти, в коридоре его остановил караульный и сообщил, что комендант башни требует к себе палача.

– Комендант? – удивленно и рассерженно спросил Будимир. – Скажите! Какая честь! Иди вперед, я следую за тобой.

Черкес понял, что что-то не так, но он был совершенно спокоен и хладнокровен.

Придя к Кридару-паше, он поклонился ему.

Паша пристально взглянул в ужасное лицо палача, выражавшее непоколебимую волю.

– Был ли ты у приговоренного? – спросил Кридар-паша.

– Да, я был у мертвого Гассана-бея, – отвечал палач.

– Завтра, после заката солнца, ты должен исполнить произнесенный над ним приговор.

– Этого я не могу сделать, благородный паша.

– Не можешь?

– Это не моя обязанность – казнить мертвых!

– И все-таки ты должен это сделать!

– Кто это говорит? – спросил Будимир, глядя в лицо паше.

– Такой отдан приказ!

– Я не стану казнить мертвого!

– Ну так тебя принудят к этому! – с гневом вскричал Кридар.

– Кто это?

– Я!

– Этого ты не можешь сделать, благородный паша! – со злобной улыбкой возразил Будимир.

– Ты останешься здесь до казни и, надеюсь, будешь тогда сговорчивее?

– Силой ты от меня ничего не добьешься, благородный паша. Ты можешь держать меня здесь, но ты не сможешь принудить меня вздернуть на виселицу мертвого перед собравшимся народом. Кроме того, еще надо поставить виселицу.

– Довольно! Ты думаешь, что только ты один можешь казнить, но есть и другие, способные сделать то же самое, и мне кажется, что я нашел такого человека. Ты не хочешь совершить казнь, за которую назначено тройное вознаграждение, хорошо, в таком случае другой заменит тебя! Потому что казнь должна быть совершена! Ты же останешься здесь!

Казалось, что эти слова произвели неожиданное впечатление на Будимира, может быть, это была только ловкая ложь со стороны Кридара, подметившего слабую сторону этого непоколебимого человека, во всяком случае, эти слова не остались без внимания.

– Что ты говоришь? – поспешно спросил палач. – Другой?

– Ты отказываешься исполнить свою обязанность, хорошо! Тогда твое дело исполнит другой и получит тройное вознаграждение…

– Мне нет дела до вознаграждения! Но никто другой не должен занимать моего места!

– Ты думаешь, что ты только один способен на это?

– Другой, когда я еще жив? Такого позора Будимир не перенесет.

– Кто же в этом виноват…

Будимир, видимо, боролся сам с собой, затем подошел к Кридару.

– Я исполню приговор! – сказал он.

– Как над живым?

– Пока я жив, никто не займет моего места! Я согласен! Отпусти меня!

– Твоих слов для меня достаточно. Ты свободен! Исполняй завтра после заката солнца твой долг! – заключил разговор Кридар-паша и отпустил черкеса.

К утру другого дня на рыночной площади была готова виселица, но на этот раз она была построена гораздо ниже обыкновенного.

Еще задолго до заката солнца на площадь были приведены войска и поставлены густой стеной вокруг эшафота, чтобы помешать народу приблизиться к месту казни. Кроме того, все ближайшие дома были заняты солдатами, так что никто посторонний не мог бы увидеть вблизи, что произойдет на эшафоте.

Несмотря на это, площадь была битком набита народом, который и не подозревал, что собрался смотреть на казнь мертвеца.

Редиф-паша и Кридар-паша находились в одном из домов на площади и глядели из окна.

Солнце уже зашло, а кареты с преступником все еще не было видно. Казалось, что Будимир запоздал. Любопытные с удивлением качали головами, так как Будимир в первый раз опаздывал.

Никто не знал, что ему было предписано опоздать, чтобы темнота скрыла казнь.

Наконец вдали показалась карета.

Солнце давно зашло, и вечерний сумрак уже распространился над Константинополем.

Напрасно толпа желала рассмотреть казнь, темнота и войска, окружавшие эшафот, делали это совершенно невозможным.

По окончании казни войска удалились, и вокруг виселицы оставлены были только часовые. Толпа также стала расходиться.

На другое утро Будимир снял труп с виселицы, и таким образом окончилась эта отвратительная комедия.

– Я думаю, бей, – говорил граф Варвик Зоре, сидя у него в гостях, – я думаю, что вас привела сюда любовь к леди Страдфорд.

– Вы думаете, граф, что я не принял место в Мадриде единственно из-за леди? Вы ошибаетесь! Я отказался от Мадрида потому, что принять его – значило бы для меня унижение.

– Конечно нет. Я думаю, что в Турции все идет вверх дном!

– Главные виновники уже наказаны Гассаном-беем! – продолжал Зора в волнении. – Что касается меня, то я имею состояние и могу жить без службы, поэтому я решился бросить ее!

– Во всяком случае, причиной вашего возвращения сюда все считают прелестную вдову, которую вы освободили от ее мучителя.