Я наполнил им свои легкие и сказал:

— Этот определенно кажется мне лучше, чем мокрый воздух внизу.

— Полагаю, так оно и есть. Ты ждешь конца моей истории? Она закончена. Настал день, когда я смогла прилететь сюда. К тому времени я уже знала, что мне еще многое предстоит узнать, и что я должна быть сильнее, прежде чем попытаюсь Пересечь. Но я чувствовала, что прошла больше половины пути, и была права. Тогда над этим окном был ржавый металлический люк. Я оторвала его и выбросила. Обследовав все комнаты на всех уровнях, я решила очистить эту и сделать ее частным местом только для себя, моей собственной комнатой в моей собственной башне в небе. Здесь были кости и еще кое-что, но я выбросила их в окно и подмела пол руками. Когда все было приведено в порядок, я сказала себе, что вернусь и проведу здесь несколько часов после того, как совершу Обратное Пересечение, просто думая о том, кто я и что сделала для своих детей. Но я этого так и не сделала, до сих пор.

— Я попытаюсь оставить тебя здесь, — пообещал я ей, — и заберу труперов с собой. Я не знаю, можно ли это сделать, но я попытаюсь. — Я закрыл глаза, собираясь с мыслями, которые покинули мой разум вскоре после того, как мы прибыли. — Чьи это были кости?

— Ты же знаешь. Они были твоими друзьями. Сомневаюсь, что ты захочешь говорить об этом.

Ничего не видя, я снова сел на кровать, которая принадлежала ей и мне. В тот миг я ненавидел Зеленую, как я часто ненавидел ее, этот виток кишащей нечистой жизни, насильственной смерти и всеобщего разложения. В глубине души я отверг ее, надеюсь, раз и навсегда.

— Они принадлежали Соседям? — спросил я. — Исчезнувшим людям?

Возможно, она кивнула:

— Я думаю, что, когда мы уничтожили их повсюду, они надеялись удержать плоскогорья. Как места последнего убежища, они, должно быть, построили эти башни в скалах с окнами, вроде этого, чтобы...

Она исчезла.

Пока она говорила, я вспоминал свое тело, со всеми его хорошо запомнившимися шишками и недостатками, обвисшее лицо за бородой и лодыжку, которая болела в дождливую погоду, и ужасно болела в любую погоду, когда мне приходилось далеко ходить... И с некоторым потрясением понял, что больше не сижу на кровати, а лежу на ней. Я открыл глаза и увидел покрытые копотью бревна, поддерживавшие крышу гостиницы.

— Мастер Инканто? Проснулись вы есть?

Это был Азиджин; я спросил, кто научил его называть меня так.

— Ваш сын, мессир. Где он был, и вы, о мастере Инканто говорят, он говорит. Про сны вы знаете? Это тоже он говорит, мессир Рог.

— Гораздо меньше, чем он думает. — Я сел, прекрасно сознавая, что Джали все еще крепко спит рядом со мной.

Влуг тоже сел:

— Вау! Добрый мессир Пас!

Я встал с постели и подошел к огню:

— Я знаю, о чем вы должны были подумать, сержант, видя мою дочь в постели со мной. Могу только сказать, что ничего подобного не было. Она испугалась, как иногда случается с женщинами по ночам в незнакомых местах, и стала искать утешения у отца.

Азиджин присоединился ко мне у камина. Он спит голый и все еще был голым, волосатым и мускулистым:

— Вещей таких я никогда не думаю, мессир. Но думал, что заперта дверь на засов. Если бы кто-нибудь засов открыл, я бы услышал, я думал.

— Мы старались не будить вас, сержант. Я предлагаю постараться не разбудить и мою дочь.

— Хорошо, мессир. Громко я буду не говорить.

Влуг подошел, завернувшись в одеяло, и Азиджин велел ему принести что-нибудь, на чем мы могли бы посидеть.

Стульев нет, но он перенес матрас с кровати. Это высокий, румяный мальчик с несчастными волосами, которые не были ни по-настоящему рыжими, ни по-настоящему желтыми, но были ярче и тех, и других.

— Утро уже, я думаю, — сказал он. — Свинью, которая эту гостиницу держит, мы будим, сержант?

— Пока нет, — ответил Азиджин. — Чтобы мессир Рог разгадать сон я хочу.

— Я тоже!

— Всегда во сне я бодрствую, Мастер Рог, — начал Азиджин. — Совсем не так он есть, этот сон прошлой ночью. Как настоящий он есть. — Он постучал по камину перед собой. — Наиболее реальный. Не как сон совсем он есть.

— Со мной, самое то же есть! — воскликнул Влуг.

— В этом сне сплю я есть, в своей постели лежу. Вы и ваша дочь не спите, как я есть, а ходите мимо, разговаривая и разговаривая, пока я сплю. Проснуться я должен, я думаю. Что, если вы сбежите? Тяжело мне будет, когда судья Хеймер[125] услышит! Пытаюсь проснуться, но я не могу. Мои глаза открываются. Комната светлая есть, солнечный свет везде он есть, моя кровать на стене как картина висит. Там я сплю и не падаю, так что все в порядке есть. Никого кроме меня нет, так что все в порядке тоже есть. Только во сне старого волшебника, странную девушку, его дочь, и мальчика, который зовет его Отцом, я должен охранять. Никто бежать там есть.

Он умоляюще посмотрел на меня:

— Никогда раньше такой сон, мессир. Для меня этот сон вы объясните?

Влуг начал было говорить, но Азиджин заставил его замолчать.

— Мал речь, — подсказал Орев со своего высокого насеста.

— Думаю, Орев прав, — сказал я Азиджину. — Сон Влуга вполне может пролить свет на ваш — или ваш пролить свет на его, как это часто бывает. Влуг, расскажите нам свой сон, пока вы его не забыли.

— Этот я никогда не забуду, мессир Рог, — начал Влуг. — Никогда! Когда белая моя борода есть, каждую мельчайшую деталь я вспоминаю.

На мгновение он замолчал, раскинув руки ладонями вниз, и его широко раскрытые глаза были цвета голубого фарфора; но он был прирожденным рассказчиком, чьи паузы и интонации приходили к нему, как песня к молодому дрозду.

— Как сержант мой говорит это есть. Я сплю, но сплю я нет. Вверх-вниз, вверх-вниз мужчина и женщина ходят. Мудр и добр он есть, но суров. Несчастна, недовольна она есть. Его совета она желает, и его он дает. Нет, нет, не то, что он предлагает она сделает. Себя она убьет. Скоро. Очень скоро.

Влуг обратился к Азиджину:

— Джали и ее отец, возможно они были, но почему?

— Мессир, однажды я тоже огляделся. Ваша дочь передо мной стояла. Такая красавица! — Он поднял свои светлые брови в знак уважения к ней, в то время как мой старый друг Инклито поцеловал бы свои пальцы.

— Большой свет позади нее он был. Сильный ветер тоже. Плащ она носила, очень большой и черный. Этот плащ ветер развевал. — Его руки подсказали это трепещущее движение. — Ее волосы тоже. Такие длинные, ее коленей без такого ветра дотянуться должны были. Чтобы обнять меня сотней рук Сциллы...

Орев взволнованно вскрикнул и затрепетал.