2

Октябрьская революция не была заговором авантюристов, которых германское правительство пропустило в опечатанном вагоне из эмиграции обратно в Россию. Историк Исаак Дойчер высказался на этот счет просто и остроумно: «Тот историк, который стремится доказать, что революция – это, в сущности, ряд никем не предвиденных событий, окажется в том же положении, в котором оказались политические лидеры, пытавшиеся предотвратить ее». Как бы ни шокировала практика революции, недобросовестно отрицать, что революция была затребована бесправным существованием подавляющей массы народов континента; Россия – это континент размером с Африку. В равной степени нелепо отрицать, что в течение столетия революция (освобождение от бесправия) готовилась благородными умами. Трансформация задуманной республики в империю (того же типа, что и прошлая, или нового – иной вопрос) происходила на глазах Шагала.

Программу «от империи – к республике» Россия реализовала в XX в.; такой переход случался в истории и прежде никогда не был успешным. Русский революционный проект опирается на учение Маркса, хотя практика революции к марксизму отношения не имеет. Культурная генетика сильнее абстрактной идеи: впрочем, Ленин нашел выход из противоречия: «марксизм не догма, а руководство к действию».

Октябрьская революция обязана своей реализацией прежде всего Владимиру Ленину, человеку фанатичной страсти. Ленину требовался рычаг, чтобы перевернуть континент; рычагом стал марксизм. В процессе переворачивания рычаг сломался.

Мнилось, демократия сделает имперскую власть невозможной; то был самообман. Демократия дрейфует в имперское состояние легче и охотнее, нежели в республиканское. Центральным пунктом рассуждений Маркса является постулат свободной воли каждого человека; ради освобождения труженика Маркс свои сочинения и писал, развивая концепции Ренессанса. Марксу принадлежат слова: «Насилие – повивальная бабка истории»; однако повивальная бабка сама не дает жизни новорожденному. Чтобы ребенка зачать и выносить – на это требуется мать, а не повитуха. В случае революции подготовить таковую должна была культура, а повитуха-насилие на роль роженицы не подходит. В России пришлось рожать повитухе; ребенок вышел не таким, как ожидали; и родители были иными, чем значится в метрике.

Маркс – хороша его теория или плоха, иной разговор – отвергал возможность применить свое учение к российской исторической природе. В четырех вариантах письма к Засулич (письмо не было отправлено) Маркс разбирает тщету российских претензий на участие в построении коммунизма. Основной причиной, по которой Маркс отказал России в коммунистическом проекте, – было отсутствие пролетариата. Рабочего класса в России не было, то была аграрная страна, формально освобожденная от крепостного права в 1861 г. Крестьяне, объявленные рабочими, сгонялись в города, сознания пролетариата в них не пробуждалось.

«Пролетариат» – трактуется как класс неимущих, продающих свою рабочую силу для производства прибавочного продукта. Социологическое определение скрывает суть понятия. Маркс имел в виду следующее: пролетариат – это страта тружеников, лишенных собственности и потому свободных для поиска новой формы общежития; эти труженики объединены в коллектив процессом производства: труд сплотил их в ответственное общество. В силу изложенных причин, пролетарий в республике воспроизводит общество труда и равномерной ответственности.

В отличие от пролетария люмпен-пролетарий (этот субъект может подрабатывать, добывая пропитание) не в силах построить республику трудящихся. И полотер, и официант, и начальник подотдела зачистки Шариков, и вчерашний крестьянин, прикрепленный к Путиловскому заводу, и солдат, батраки на помещичьих полях – они не пролетарии. Угнетаемы, да; но пролетариями не являются. Маркс утверждал, что коммунистическая теория имеет отношение к промышленно развитым странам, в которых появилось пролетарское сознание. Рабочие, по мысли Маркса, сами производят свою свободу, приближая час, когда промышленная революция отменит капитализм в принципе – угнетение станет нерентабельным, а природная алчность капиталиста – будет выглядеть смехотворно. Так, согласно Марксу, возникнет республика.

В последние годы жизни Маркс писал о грядущем «пролетарии нового типа» – о том научно-техническом пролетариате, который будет строить будущее освобожденной планеты. Письмо Засулич не было отправлено, а переведенный на русский язык «Капитал» стал основанием для революции, произведенной вне пролетариата – но с пролетарскими лозунгами.

Пролетариат России создавался «постфактум», задним числом, подверстывая социальную историю общества под теорию Маркса. Сделали пролетарскую революцию при отсутствии пролетариата и затем решили пролетариат создать алхимическим путем – вывести в пробирке НЭПа. Ленин тяготился несоответствием марксистской теории и революционной практики крестьянской страны. На полях «Философии истории» Гегеля, прочитанной уже после победы революции, он написал: «Капитал не может быть понят без философии истории Гегеля. Ergo, 90 процентов, читавших Маркса, его не поняли».

Попытка перескочить через необходимый исторический этап – воспринималась им как рабочая необходимость; поворотная (и трагическая для революции и для самого Ленина) работа «Государство и революция» утверждает государство как аппарат классового насилия, а инструментом насилия объявлен класс «пролетариат». Но пролетариата не было; Ленин решил вывести пролетариат в реторте революции. «Сознание гегемона» имелось – сознанием «пролетария-гегемона» наделили крестьян и солдат, из них следовало слепить рабочих. Любопытно, что Малевич, желавший обслуживать «пролетарскую» идею, не создал ни единого произведения на «производственную тему», поскольку по типу сознания и опыту был хуторянином, человеком сельским.

НЭП (имевший ту же цель, что столыпинские реформы, то есть образование «рабочего класса» из крестьян) возненавидели «революционеры», приученные к насилию над собственниками, и попытка создать свой, советский, пролетариат, была абортирована. Сталин НЭП уничтожил, посчитав, что метод сплошной коллективизации сельского хозяйства – предпочтительней. Строительство империи было ускорено. «Он настоящий Чингисхан, – предсказывал в 1928 г. Бухарин, – он потопит в крови восстание крестьян». Сказано это, впрочем, через семь лет после Тамбовского восстания, которое подавил еще Ленин.

Рост рабочего класса, то есть разорение деревни и урбанизация, шли ошеломляющими темпами. За десять-пятнадцать лет мирной жизни (до 1941 г.) городское население увеличилось на 20 млн человек, а с 1950 по 1980 г. еще на 70 млн; таких темпов урбанизации западное общество близко не знает. Создавались новые города и поселки городского типа – и дело не только в том, что ликвидировали крестьянство, а с ним и сельское хозяйство, но создавали города квадратно-гнездовым способом à la Малевич, безликие, отражающие рабский характер той общественной страты, которую объявили «гегемоном». Зачем «гегемон», хозяин общества, возводит для себя убогие бараки, схожие с окраинами западных городов, в которых живут эмигранты и беднота? Но рабочего-гегемона не было в природе советского общества. В реальности возникло классовое деление, присущее империям, и классическая имперская форма угнетения.