сложности нахождения в чужой, враждебно настроенной стране. Бесстрашная профессор парировала язвительными замечаниями, хотя офицер был кругом прав и неподдельно обеспокоен. Собственно, он и смотрел в основном на Катрин.

Ужин уже накрывали, но архе-зэка беспокоили намеки шефа. Вейль просто так болтать не станет, если «собой займитесь», значит, есть причина. В каюте Катрин порылась среди пледов и подушек, разбросанных глубоко занятой наукой профессором, и отыскала зеркало…

Ух-ты! Шпионка с восторгом подвинулась ближе к свету свечи. Нет, надо чаще собой любоваться: приятная ведь девушка, причем во всех отношениях. И глаза зеленые, чистые, даже как-то поярче прежнего стали. Положим, ярче нам не надо, очи и так были вполне-вполне, но приятно. Никакой черноты!

Полегчало на душе прямо-таки удивительно. Катрин радостно протерла зеркало. Но что это значит? Отступает малообъяснимая офтальмологическая магия или это временная ремиссия? Шпионка пересекла каютный бардак (все же Камиллу нужно носом в этот хаос крепко ткнуть) и вышла в соседнюю, лазаретную, каюту. Над больным склонился «Латино», волей случая и безысходностью экспедиционных потерь повышенный (или пониженный?) до экспедиционного доктора, что парня ничуть не радовало.

— Может, ты уколешь? У меня в упражнениях со шприцем нет особого опыта, — немедля заныл научный сотрудник.

— Вот бедняга, — посочувствовала Катрин. — Вся аптечка в твоем распоряжении, такие дивные снадобья, а ты скучаешь, не тренируешься.

— Глупая шуточка. Я в жизни к наркотикам не прикасался.

— Вот это правильно. Нам и так нескучно жить. Слушай, а тебе не приходило в голову заняться вненаучным воспитанием профессора? Приучить ее хотя бы дважды в день причесываться, следить, чтобы губы не трескались, купаться регулярно…

— С какой это стати? Профессор — вполне самостоятельная и уникально образованная ученая.

— Кто спорит. Собственно, я не про человека как такового, а про его подмышки.

«Латино» уныло промолчал. В последние дни мысли профессора де Монтозан целиком и полностью занимала археология, вследствие чего потом от увлеченной дамы несло как от запаренного верблюда. Видят боги, в дни романтичных профессорских настроений находиться рядом с ней было куда поприятнее.

— Ладно, давай уколю несчастного, — Катрин забрала шприц и сделала беспомощному психологу-аудитору иньекцию. Игла входила туговато, в остальном особых изменений состояния больного заметно не было. Крепкий организм — который день исключительно на капельницах держится, а лишь чуть щеки запали. Следующую процедуру делать не хотелось, но пока младший научный сотрудник отвернулся, лучше убедиться, поскольку малодушие — не наш стиль, и вообще мы привыкли смотреть правде, гм, в глаза. Катрин подняла веко больному и убедилась, что «Клоун» на свет по-прежнему не реагирует, а зрачки… собственно зрачков вообще не было — матово-черные слепые пятна. Выглядят глазки довольно жутко. «Черная слепота, недуг, неминуемо настигающий черных археологов» отметят когда-нибудь в энциклопедии профессиональных заболеваний. В энциклопедиях вообще частенько запихивают спорные сведения.

— Говорят, через час-два отчаливаем, — сообщил «Латино». — Генерал приказал не медлить, скорый марш на Асуан, там догоним остатки флота Мурад-бея, за пороги им не ускользнуть.

— Отчаливать и догонять наше любимое развлечение, — без особого энтузиазма согласилась архе-зэка.

На «Неаполь» Катрин не отпустил шеф, решивший почему-то, что нужно срочно перепроверить оружие и вообще пересаживаться на флагман уже поздно. Пришлось возиться со стволами в тесноте каютки и размышлять над малопривлекательными перспективами ночевки в профессорской компании. От мадмуазель де Монтозан сегодня начало попахивать еще и каким-то сомнительным куревом, была архе-профессор упорно безмолвна, подчеркнуто нечесана, и вообще строила из себя жутко роковую особу. (Опять у Камиллы с ее офицером объяснение не туда свернуло. Нет, нельзя столько баб в поход тащить, получается сплошь мелодраматизм с маргариновыми розочками).

Катрин при свете свечи вдумчиво проверила кремни в пистолетах и штуцере, со скуки особо тщательно вычистила оружие. «Шеп» неспешно тащилась против течения, на палубе ворчала и ныла команда — выход под вечер матросы-египтяне считали дурным предзнаменованием. Впрочем, претензии, высказанные Анис, безносой переводчицей практически игнорировались. «Такова воля Аллаха и приказ генеральского штаба» только и озвучила осолдафонившаяся девица. Правильно, тут эротическим танцам не место, тут боевой флот, все строго и однозначно, пререкания бессмысленны. Особенно когда за спиной стоит капрал, не выпускающий из рук мушкет с примкнутым штыком.

В каюту протиснулся Вейль, посмотрел на свои пистолеты.

— Забирайте, проверенны и перепроверены, — проворчала Катрин, закрывая масленку.

— Благодарю. Удивительно чутко вы относитесь к оружию, — шеф понизил голос. — Не сердитесь, Катрин. Догадываюсь, что на «Неаполе» вам комфортнее и веселее…

— Попрошу без намеков.

— Ни в коем случае, даже не думал! Общение с умными опытными людьми и профессиональными военными — это входит в сферу ваших постоянных интересов, вполне могу понять и позавидовать. Но мне что-то не по себе сегодня, а в случае проблем я только на вас и могу положиться, — доверительно признался Вейль.

Архе-зэка насторожилась:

— Что-то конкретное?

— В том-то и дело, что ничего конкретного. Разве что предчувствие. Решил вам сказать, вы в столь тонких вещах разбираетесь куда получше.

— Я? Что-то вы мне льстите.

Шеф вздохнул:

— Не скромничайте. В принципе я человек независтливый, но тут как не огорчиться и не пожалеть себя. У вас есть выбор, есть альтернативы, а мне приходится двигаться единственно возможным путем. Зачастую уводящим столь окружными и долгими маршрутами, что… Впрочем, едва ли я дождусь от вас искреннего сочувствия. Счастливые люди неизменно эгоистичны.

— Оставьте вы меланхолию. Так уж неудачна эта энтомологическая находка?

— Рано об этом говорить, я еще не понял, размышляю, — шеф глубокомысленно потер нос. — А вы сами что думаете об этом жуке?

— Ничего я не думаю. Мне истинное предназначение данного скарабея неведомо, а если говорить о навозных жуках вообще, так они мне индифферентны. Хотя как произведение искусства — вполне симпатичное насекомое. В смысле, лично меня он не пугает.

— Тем лучше! Признаться, Катрин, я наблюдаю за вами с искренним восторгом. В гробнице вы вели себя поразительно хладнокровно, сегодня безошибочно уселись прямиком на столь нужные нам изваяния. Подобная интуиция и поразительное везение…

— Это случайность. Конечно, случается в запарке я седалищной частью и думать пытаюсь, но вряд ли так уж буквально.

— Вы удачливы и решительны, и не так уж принципиально важно на какую часть тела опираются ваши инстинкты. Появится мысли