– Ну а Лайла? Что будет с ней?

– Ничего. Она все еще имеет наследство Керри и получает миллионы, которые делает на этом шоу. А «Эмми»! Надеюсь, они не отнимут у нее «Эмми»!

Зазвонил телефон. Тереза глянула на Робби.

– Это миссис Мак Элрой. Она хочет предупредить меня, что идут врачи, и мне надо впустить их.

В дверь постучали. Тереза допила стакан и встала посреди комнаты. Робби открыл дверь. Вошли два доктора.

– Миссис О'Доннел, – начал старший. Он шагнул к ней и взял за руку. – У нас очень плохие новости. Очень сожалею, мы потеряли его.

Минуту Тереза стояла молча.

– Что значит «потеряли»?

– Лайла Кайл мертв. Он умер во время операции.

Робби издал хриплый звук и пошел к двери, намереваясь уйти. Тереза вскрикнула:

– Робби, не уходи, ты мне нужен! Но он даже не замедлил шаг.

Джан слышала выстрел, видела, как рухнула Лайла, словно марионетка, у которой перерезали нити. Зал замер, наступил тот момент жуткой пугающей тишины, которая позволяла понять, что случилось нечто ужасное. Затем начался крик и визги.

Позднее Джан подумала, что бы она делала, не будь рядом Брюстера. Он увел ее, затем, когда начались крики, давка и толкотня истеричной толпы, он присоединил ее к Шарлин, Дину и Доубу.

– Держите их здесь, – сказал он Доубу. – Я доктор и должен посмотреть, не нужна ли моя помощь.

Мур прошел по креслам на сцену. Доуб держал их всех троих, укрывшись за колонной. Джан смотрела, как знаменитости отшвыривали друг друга, чтобы добраться до выхода. Потом Брюстер вернулся, бледный, но спокойный.

– Его задержали. Все в порядке. Какой-то псих, очевидно, из зависти. Они отобрали у него оружие. Все в порядке. Мы вне опасности, если только какой-нибудь актер не убьет нас в паническом бегстве.

– С Лайлой все в порядке?

– Не думаю. Ранена в грудь. Рана серьезная, Но будем надеяться, не фатальная.

– О Боже! – вздрогнула Джан. Шарлин заплакала.

Затем до них добрались люди Джеральда Ла Брека. Пошли разговоры о запасном выходе, заговорах и снайперах, но Джан уже не слушала. У нее снова начался озноб, как это случилось с ней утром, но только на этот раз женщина не могла его остановить. Внезапно Джан стала бояться всего: театра, сцены, стражников, толпы, огней, шума. Дрожь становилась все сильнее. Она пыталась что-то сказать, но вдруг обнаружила, что не способна говорить.

– Джан плохо! – воскликнул Дин, и она почувствовала наплыв благодарности за то, что молодой человек это заметил. Тогда Брюстер снял пиджак, набросил ей на плечи и обнял. Джан закрыла глаза, а Мур что-то бормотал. Она положила голову ему на плечо. Они выбрались из театра. На улице выли сирены и вспыхивали огни полицейских машин и камер. А затем наступила тишина.

Брюстер не отходил от Джан целых два дня. Они были в Беверли Уилшир, в угловой квартире, пока не выяснилась правда об убийце. Брюстер разговаривал с ней, читал ей, но большую часть времени Джан дремала. Он отключил телевизор и не допускал к ней ни звонков, ни газет, но на второй день рассказал все о Лайле. Джан в шоке и изумлении слушала и плакала. Брюстер держал ее за руку, пока она не уснула, и ей казалось, что она может проспать так целый месяц.

Брюстер не позволял Джан вставать с постели иначе как для вылазок в ванную. Он вызвал горничную, позволил поговорить с Шарлин, но не допускал никого другого. Это было облегчением.

Наконец Джан уселась на кровати и вымучила улыбку.

– Ты прекрасный доктор, – проговорила она. Брюстер покачал головой:

– Нет, я превосходная сиделка, как и ты.

Джан подумала, как много воды утекло с тех пор, как она была сиделкой. Казалось, прошли десятилетия.

– Тебе лучше?

– Намного, со мной все в порядке, правда.

– Так, здесь некто хочет повидаться с тобой. Он ошивался в холле два дня. Мне не хотелось отсылать его домой.

– Сэм? – спросила Джан и почувствовала, что краснеет. Брюстер кивнул.

– Ты хочешь с ним встретиться или мне стоит отправить его домой? Джан вздохнула:

– Я уже дважды отсылала его назад. Лучше пусть придет. Извини.

– Ну что ты. Это ведь твоя жизнь, Джан. Незачем извиняться. Ты мне ничем не обязана.

Брюстер вышел.

«Наверное, я дерьмово выгляжу, – подумала Джан, а затем разозлилась на себя. – О, да какое кому дело, как я выгляжу? Сэм? Но он для меня больше ничего не значит».

Она подняла голову. Сэм молча вошел в спальню.

– С тобой все в порядке? Я просто поверить не могу. Мне надо с тобой поговорить.

Джан кивнула. Сэм подошел к постели.

– Боже, когда я увидел по телевизору убийцу, я сразу же понял, что не вынесу, если с тобой что-нибудь случится, Мери Джейн. Я… Я не знаю, что мне надо тебе сказать, чтобы ты ко мне вернулась, не знаю, что ты мне скажешь, но я знаю, что на свете нет абсолютно никого, кроме тебя, на ком я хотел бы жениться.

– Жениться? – Джан почти лишилась слов. – Выйти за тебя? Да я видеть тебя больше не хочу.

– О, я понимаю, что ты должна была пережить, пока «Рождение» не стало таким хитом. Но теперь ты видишь, что было необходимо…

– Ты что, свихнулся? – спросила Джан. – Ты окончательно рехнулся?

– Послушай, мы оба делали вещи, которыми не можем гордиться. Но ведь еще не поздно…

– Вот тут ты ошибаешься на все двести десять процентов. Мы опоздали на годы.

– Джан, все, что ты сказала, каждое слово – правда. Я во многом виноват. Я много думал и знаю теперь, чего хочу. Я хочу тебя, никого кроме тебя. Давай забудем все остальное. – Сэм взял ее руку. – Жизнь слишком коротка, чтобы ее растрачивать.

Джан посмотрела на него. И что она в нем любила? Внешность? Эгоистичность? Его легкий мелкий стиль? Мелкое остроумие? Как мелка была она, заботясь об этом человеке!

– Ты прав, – сказала она наконец. – Жизнь слишком коротка, чтобы ее растрачивать. Именно поэтому я не хочу тратить на тебя ни минуты больше.

До третьего дня Брюстер не позволял ей смотреть телевизор. В новостях показали целый раздел, посвященный событиям на церемонии вручения «Эмми». Джан смотрела эпизоды о том, как она, Лайла и Шарлин прибыли для получения «Эмми», как они шли к своим местам. Просто ужас. Кому нужно просматривать это раз за разом? Почему это нравится публике? Смотреть на смерть идола? Ложного идола? От этого Джан стало плохо. У нее даже заболел живот.

– Ну что ж, как доктор, я дам тебе лекарство, которое всегда предлагала моя мать, – улыбнулся Брюстер и вызвал горничную.