неулыбчивых мужчин четырнадцатого и шестнадцатого веков смотрели на Страйка из своих ниш. Сквозь решетку ворот виднелась блестящая зеленая лужайка, а вокруг нее — еще больше золотых зданий. То, что казалось домиком консьержа, было незанято: не было никаких признаков присутствия человека.

— Заперто, — сказал Страйк, пробуя ворота. — Очевидно. Черт.

Но тут, пока они все еще смотрели сквозь решетку, в поле зрения появилась азиатка лет тридцати, одетая в белые льняные брюки и футболку, с сумкой для ноутбука. Прежде чем она успела скрыться из виду, Страйк позвонил через запертые ворота,

— Простите? Алло? Вы знаете Викаса Бхардваджа, не так ли?.

Он был уверен, что она одна из тех, кого он только что видел на фотографии исследовательской группы Викаса, и, конечно, она остановилась, слегка нахмурившись.

— Да, — сказала она, подходя к воротам.

— Мы его друзья, проезжали мимо и решили сделать ему сюрприз, — сказал Страйк, — но он не отвечает на звонки. Вы случайно не знаете…?

Он увидел, как ее взгляд переместился с него на Робин и обратно. Как и предполагал Страйк, присутствие Робин, похоже, убедило ее в его безобидности.

— Вы были в его комнатах? — спросила она.

— Мы думали, что его комнаты здесь, — сказала Робин.

— Нет, нет, он в здании Стивена Хокинга.

— Ах, конечно, — сказал Страйк, изображая недовольство собой. — Он говорил мне об этом. Большое спасибо.

Она коротко улыбнулась и повернула обратно в колледж. Робин уже искала здание Стивена Хокинга на своем телефоне.

— Это долгая прогулка. Имеет смысл вернуться к машине и поехать туда.

Так что они двинулись в обратный путь, и после короткой поездки на BMW подъехали к современному S-образному зданию из бледно-серого камня, окруженному садом, в котором среди зелени цвели тяжелоголовые розы. Табличка просила посетителей зайти в домик консьержа, но длинноволосый мужчина с мечтательным взглядом только что открыл главную дверь, и Робин окликнула:

— Извините, мы друзья Викаса Бхардваджа — не могли бы мы пройти с вами?

Длинноволосый мужчина молча открыл дверь. У Робин создалось впечатление, что кто-то настолько погрузился в свои собственные абстракции, что едва осознавал, что делает.

— Вы случайно не знаете, в какой стороне комната Викаса? — спросила Робин. — Мы друзья…

Длинноволосый мужчина просто молча указал налево, а затем скрылся из виду.

— Он не должен был этого делать, — сказал Страйк, когда они проходили мимо портрета Стивена Хокинга. — Нельзя просто так пускать людей в такое здание.

— Я знаю, — сказала Робин. После нападения на нее в ее бывшем общежитии усилили охрану, но все равно люди оставляли главную дверь открытой для друзей.

— Хорошо, здесь можно передвигаться на инвалидной коляске, — сказал Страйк. Полы были гладкими, а слегка изогнутый проход, в который они свернули, — широким, с белыми дверями, появляющимися через определенные промежутки.

В дальнем конце коридора высокий худой белый мужчина и невысокая чернокожая женщина изучали что-то на стене.

— На дверях нет имен, — сказал Страйк. — Давай спросим их. Если они не знают, мы начнем стучать.

Услышав шаги Страйка и Робин, мужчина и женщина быстро огляделись. Выражение лиц у обоих было встревоженным, даже испуганным.

— Вы случайно не знаете, где находится комната Викаса Бхардваджа? — спросил Страйк.

— Вот эта, — сказала женщина, указывая на дверь, возле которой она стояла и к которой была прикреплена короткая записка, напечатанная крупными буквами, что позволило Страйку и Робин быстро прочитать ее.

Уехал в Бирмингем. Вернется в понедельник.

— Кто вы? — спросил мужчина.

— Я частный детектив, — ответил Страйк.

Робин точно знала, почему он это сказал. Что-то было не так, она чувствовала это: страх на лицах стоящей перед ними пары, записка, утверждающая, что Викас находится там, где его нет, и слабый неприятный запах в воздухе, напомнивший ей о старой комнате Джоша и Эди в Норт-Гроув, где в банке тихо разлагалась дохлая крыса. Ее сердце заколотилось: оно знало то, что ее разум не хотел принимать.

— Вы должны были встретиться с ним? — спросил Страйк у испуганно выглядящей пары.

— Да, — ответила женщина.

— Кто-нибудь пошел за консьержом?

— Да, — сказал мужчина.

Ни один из них, казалось, не сомневался в праве Страйка задавать эти вопросы, и это само по себе было подтверждением того, что оба знали: что-то здесь не так.

— Он обычно печатает свои заметки? — спросил Страйк.

— Да, — снова ответила женщина, — но это не его шрифт. Он всегда использует Comic Sans. Для шуток.

— Он не отвечает на звонки, — сказал мужчина.

— Он не отвечает весь день, — сказала женщина.

Позади них послышались торопливые шаги, и все четверо повернулись, чтобы увидеть другую женщину, светловолосую и белокурую, бегущую к ним.

— Консьержа нет на месте, — задыхалась она. — Я не могу его найти.

— Машина, — сказал Страйк Робин. — Отделение для перчаток. Скелетные ключи. Не могли бы вы пойти с ней? — спросил он блондинку. — Чтобы она могла вернуться?

Женщина, казалось, была рада, что ей сказали, что делать. Обе женщины поспешили прочь.

— Вы не вызвали полицию? — спросил Страйк у мужчины.

— Мы приехали только десять минут назад, — ответил он, выглядя основательно напуганным. — Мы думали, что консьерж…

— Вызовите их сейчас же, — сказал Страйк. — Когда я открою дверь, никто не должен входить, если только он еще не жив.

— О Боже, — сказала женщина и закрыла рот рукой.

Мужчина достал свой мобильный и набрал 999.

— Полицию, пожалуйста, — сказал он дрожащим голосом.

Теперь Страйк изучал записку на двери, не прикасаясь к ней. В верхнем углу он заметил настолько слабый след, что его было почти не видно: слабый розовый овал, словно от большого пальца, покрытого латексом.

Шаги и звяканье ключей возвестили о появлении Робин и блондинки.

— Мы беспокоимся о нашем друге-инвалиде, — сказал полиции высокий худой мужчина. — Он не отвечает на звонки и не открывает дверь… Да… Стивен Хокинг Билдинг….

Страйк взял у Робин ключи и, попробовав несколько разных, сумел повернуть замок. Он толкнул дверь и открыл ее.

Крик чернокожей женщины был оглушительным. Викас Бхардвадж сидел в своем инвалидном кресле лицом к двери, спиной к столу и компьютеру. Его белая рубашка была заляпана засохшей коричневой кровью,