«Эти? Неслабые ребята», – подумал Меф,продолжая озираться.

У стойки о чем-то негромко шептались два бабаяи гандхарв. Опасная публика. Рядом скуластый, до глаз заросший алконавттрясущимися руками отсчитывал дырки от бублика, чтобы расплатиться за очереднойстаканчик. Лицо у него было красное, обожженное. Глаза воспаленные. Бармен,шустрый, разбойничьего вида вампир с серьгой в ухе и кустарно заштопанной ножевойраной на левой щеке, наблюдал за его усилиями с понимающей усмешкой. Оно ипонятно, постоянный клиент.

В стороне, за отдельным столиком, скромныймужичонка, похожий на огородника, ковырял вилкой салат. Довольно странная еда,учитывая место, где он находился. Аппендикс в его тарелке выглядел бы здеськуда органичнее.

Пока Меф размышлял, жирный мопс, под личинойкоторого скрывался Депресняк, внезапно подпрыгнул метра на два и, повиснув насветильнике (тележное колесо с десятком негаснущих свечей из жира висельников),стал раскачиваться вместе с ним. Бармен тупо уставился на него. Ему впервыеприходилось видеть такую шуструю собачку.

Дафна вскочила на стол и отодрала Депреснякаот лампы.

– Не обращайте внимания! Моего мопсикасглазили, а вообще-то он ужасно неуклюжий, – сказала она, искусственноулыбаясь.

Демонстрируя свою неуклюжесть, Депреснякпробежал по стене, по потолку, оттолкнулся лапами и с быстротой полтергейстауволок сушеную рыбину со стола у вампиров. Четыре ножа, которыми его атаковали,впустую вонзились в столешницу.

А мопс уже, мурлыкая, пожирал рыбину подногами у готовой провалиться под пол Дафны.

– Так кто тут опасен? – нетерпеливоповторил Арей.

– Мужичонка-огородник, – сказал Меф, ссомнением погладывая то на вампиров, то на гандхарва с бабаями. Они казалисьему куда круче, однако в вопросе Арея явно был подвох.

– Какой еще огородник? – не понял Арей.

– Да вон тот! Салатик ест.

Барон мрака посмотрел и фыркнул.

– Так тебя салатик смутил? И чем же он такопасен, поедатель-то салатиков?

– Собранные движения. Не бросается в глаза, непривлекает внимания. Вид скромный и безобидный. В общем личность явнонепростая. С двойным дном, – пояснил Меф.

– Ясное дело, что с двойным. Наемные маги-отравителивсе такие. И все почти вегетарианцы, чтоб чутье на яды не отбивать. В общемобедать с ним я бы не садился и ужинать тоже, – заверил его Арей. –Однако речь не о нем!

– А о ком?

– Хочешь правильный ответ? Пожалуйста!

Арей сделал неуловимое движение клюкой. Однаиз дырок от бублика выпала из рук скуластого бородача-алконавта и со звономподкатилась к столу, за которым пировали вампиры. Увидев, где остановиласьмонета, бородач умоляюще взглянул на бармена. Тот остался демонстративнобезучастным.

Бородач вздохнул и, пошатываясь, поплелсяподнимать.

– Щас кому-то будет фарш-мажор! – хищносказала Улита.

– Какой фарш-мажор?

– Увидишь, какой! Много фарша и многомажора! – пообещала ведьма.

Она не ошиблась.

– Простите, р-ребята! П-потревожу! –извинился бородач, прикладывая руку к груди жестом бывалых пьянчужек.

Вурдалаки переглянулись, предчувствуяразвлечение. Опустившись на четвереньки, бородач пополз под стол за монетой. Онуже протянул дрожащую руку, когда здоровенный мертвяк, забавляясь, наступил емукаблуком на пальцы. Трясущийся бородач вопросительно поднял на него глаза.

– Га! Бо-бо! – сказал вурдалак.

Это было то последнее и единственное, что онсказал. Других реплик упомянутого субъекта история не сохранила. Бородачвздохнул и закрыл глаза. В следующий миг деревянный стол подлетел к потолку.Столешница раскололась. Кровь из разбившихся стаканов еще не забрызгала стены,а скуластый, мгновенно обратившись в небывало огромного, с седой шкурой волка,уже отгрыз у вампира голову. Тело тяжело завалилось на бок. Приятели мертвякавскочили, страхуя головы от летящих досок стола. Это было серьезным просчетом.Закрывая голову, теряешь динамику, не думаешь о корпусе и ногах. Прежде чеммертвяки успели собраться и атаковать, волк уже перегрыз одному бедреннуюартерию, мимоходом отмахнув кисть, которой мертвяк пытался защититься ибросился снизу на горло второму. Все происходило с невероятной скоростью. Волкдаже не рычал. Он действовал. Точно, жестко и расчетливо.

Когда мгновение спустя он вскинул морду, онабыла вся в крови. Чужой, холодной, позаимствованной у другого, крови вампира.Мефу достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что мертвяк уже не встанет.Раны таких размеров не зарастают даже у вампиров. Последний мертвяк, вернооценив расстановку сил, метнулся к стене, на которой висели алебарды, нодобраться до алебард не успел. Волк прыгнул на него сзади, толкнул лапами вспину и сбил с ног. Послышался отвратительный, ни на что больше не похожий звукраздираемой плоти.

Даф закрыла лицо руками. Для нее, рожденной вЭдеме, невыносимо было смотреть на такое. Когда несколько секунд спустя ужасныезвуки смолкли, Даф решилась оторвать руки. Огромный седой волк исчез.Трясущийся бородач поднял с пола монетку и, обтерев ее о куртку неподвижнолежащего вампира, пошатываясь, направился к стойке. Движения его вновьприобрели картонную важность, какая бывает только у алконавтов.

Подошел к стойке, положил монету в кучку ижестом кутилы придвинул всю мелочь бармену.

– Пжалста, сто псят! – сказал он.

Бармен, не удивляясь, взял большую бутылку скровью и вместо «сто псят» щедро плеснул все двести. Затем подал кому-то знак,чтобы убрались в зале. Видимо, стычки, в том числе и с подобным исходом, небыли в его заведении редкостью.

Бородач с полным стаканом отошел в уголок исел за освободившийся столик (отравителя, который сидел тут прежде, как ветромсдуло).

– Кажется, кто-то сейчас достигнетнирваны, – сказал Меф.

Арей кивнул.

– Он и так постоянно в нирване. Во всякомслучае в человеческом воплощении. Зато в другом его воплощении с ним лучше несвязываться.

– Это я уже заметил. Как его зовут? –спросил Меф.

– Олаф.

– Скандинавское имя.

– Неудивительно. Он варяг.

– Варяг?

– А что тебя удивляет? Варяги и занесли к намоборотничество. Наши оборотни гораздо мельче, а все потому, что были покусаныпозже. И пьяницы варяги страшенные, тут уж никуда не денешься.

Арей подождал, пока скуластый опустошитстакан, а затем спокойно встал и пересел за его столик. Дафна увидела, какбородач неожиданно зорко вскинул на него глазки. «Этого личиной неодурачишь», – поняла Даф.