Он приподнимается, быстро приспускает штаны и наваливается своим весом. Я хватаю ртом воздух, а следом чувствую вторжение.

Матвей

Юля с аппетитом жует горячую сахарную булку и запивает какао. У нас в доме пекарня, которая работать начинает совсем рано. Сбегал.

Сижу рядом и смотрю на ее губы. Как бы так подкатить, чтобы уговорить опоздать на первую пару и еще покувыркаться?

Воспоминания о ночи разрядами бьют то в мозг, то куда пониже. Один за другим. Я знаю только то, что мне надо еще.

Лекции пропускать нельзя. Умом я это понимаю. Умом я много чего понимаю, но... это ведь Юля.

Пятнадцать минут нашего утра было потрачено на то, чтобы объяснить ее матери, почему Рай не приехала ночевать, и почему забыла об этом предупредить. Пятнадцать минут галимого вранья и бессовестного лицемерия. Мы трахались как безумные и отрубились под утро без сил друг на друге.

В процессе телефонной беседы мы с ее матерью выяснили, что оказывается, едва Юля вчера вышла из кинотеатра, как ей позвонила Люба и напомнила о докладе. Мы срочно поехали ко мне, где Юля до ночи сидела за ноутбуком, позабыв о времени. Так и уснула. И моя бабушка, моя бабуля–одуванчик, была нагло втянута в интриги! Потому что, как выяснилось, накормила ее домашними варениками. Я же при этом дрых как ни в чем не бывало, ведь: «что Матвею будет». Во дает!

Я рот открыл, поражаясь, как у Юли получается так много и складно лгать! А раньше–то не умела. Закончив, Юля горестно вздохнула и сказала:

– Мама обо всем догадается, да? Я совсем не умею лгать!

– Не знаю насчет мамы, но лично я уже очень сомневаюсь, что у меня вчера был секс.

Говорила она по моему телефону. На ее сотовом батарея давно села, а на зарядку мы поставить забыли. На нем, телефоне моем, обнаружилось утром десять пропущенных. Эти люди больные, честное слово.

Юлины губы в сахаре и это какая–то эротическая–мечта. Просто смотрю на них и на то, как она их облизывает. Пульс бьет. Глаза отвожу в сторону. Она настолько красивая, что это ненормально даже. Идеальная во всех проявлениях.

– Всё в порядке? – спрашивает. – Мы не опаздываем?

– Успеем. Завтракай.

Однажды из–за точно такой же булки мы чуть не поссорились на старте отношений. Мне хотелось ее угостить чем–то особенным, удивить, впечатлить. А она всегда выбирала в пекарне одну и ту же самую дешевую плюшку. Думал, экономит. Потому что я типа сирота и не могу себе позволить ее нормально накормить. Злился, у меня были деньги, я подрабатывал и откладывал. Стал покупать ей каждый раз что–то другое. Эклеры, например. Она не спорила, благодарила.

– Я просто сахарные булки больше всего люблю, – как–то призналась невзначай. – Но если ты думаешь, что они не очень, то давай я буду что–то другое.

Так стыдно мне давно не было. Оказывается, я игнорировал ее желания. Когда мы познакомились, Юля была такая скромная, что даже говорила вполголоса. Причем делала это редко, в основном отмалчивалась. Со всем соглашалась. Ее воспитывали в строгости, у ее родителей с ней никогда не было проблем. До моего появления. Ха–ха. Потом со мной она начала показывать зубки, которые, на мой вкус, ей идут. А потом эти выдринские зубки увидели уже все.

Раньше Юле одежду, обувь и даже белье покупала только мать, пока я однажды не признался, что меня раздражают детские принты на трусах. Это самое антисексуальное, что только можно придумать! Когда хочешь девушку, накидываешься, срываешь одежду... А там утята.

Кря–кря.

Теперь у Юли кружева, хотя это и стоило ей ссоры с матерью. Охренительные кружева, я когда их на ней вижу... представляю утят, чтобы хоть чуток продержаться.

Юлёк смотрит внимательно.

– О чем думаешь? – спрашивает строго.

– О твоем белье.

Она глаза закатывает и демонстративно обижается.

– Хватить врать! Ты за дуру меня держишь? Постоянно врешь, Матвей! То я снюсь тебе. То думаешь лишь обо мне! И онанируешь только лишь меня одну представляя!

Сглатываю.

– Да правда! – развожу руками. – Думаю о твоих стрингах, на тебе сегодня черные. А вчера были красные. Гадаю, какие будут завтра.

Она хмыкает.

– Это никак не проверишь.

– Просто поверь на слово.

Она остервенело кусает свою булку и делает глоток какао.

– О бабах чужих думаешь, что процентов.

– Блть, – вздыхаю и поднимаюсь со стула. Подхожу к окну. – Надо поспешить, а то встанем в пробку.

– Да, сейчас посуду помою и едем. Блин, я сегодня как бомжара буду, – оглядывает себя. – Но домой не поеду. Пусть папа остынет к вечеру, – округляет глаза, потом хмурится. – Как мы так–то! Забыли написать вчера. Он там в бешенстве.

О папе твоем я думал в последнюю очередь.

– Ему пора переставать впадать в бешенство, когда ты со мной.

– Матвей, ты ведь знаешь, что у него на карандаше. И сам ничего не делаешь, чтобы хоть как–то исправить ситуацию.

– Делаю. Тебе нужно чаще у меня оставаться, чтобы они привыкли. Да и всё.

– При Римме Владиславовне? Щас!

– Я думаю, она догадывается, что мальчик я взрослый. Я с ней говорил, она нормально.

– Я так не могу. Мне стыдно. Прости. Бли–ин, Матвей, не обижайся.

Юля подходит и обнимает. Заглядывает в глаза.

– Мне тебя не хватает, – говорю я. – Всё время. Вот таких ночей, как эта.

– Знаю, мне тебя тоже. Может, ты и прав. Дай мне немного времени, я решусь и скажу отцу, что буду иногда у тебя оставаться. Мои трусы сушатся на твоей батарее. Здесь есть моя зубная щетка, шампунь, полотенце... осталось чуть–чуть.

– Давай я поговорю с Виктором Арсеньевичем.

Она пугается и протестует.

– Нет–нет! Нетушки, вот этого точно не нужно. Всё будет, дай время. Я просто... не знаю, жить с парнем и его бабушкой. Это слишком.

– Куда я дену бабушку? Она пожилой человек, имей совесть! – шуточно укоряю ее. Юля хохочет, ударяет ладонью по моей груди.

– Нет! Бабушка, как раз, меня очень устраивает. Более чем. Юная девушка учится в универе на отлично и живет со строгой бабулей. Идеально. Не устраиваешь меня ты!

– Я?! Причалили.

– Не хочу превратиться в ту, что живет с парнями до свадьбы. Это как–то... не знаю. Не очень для моего резюме невесты. Хочешь регулярный секс, придумай что–нибудь, Матвей Андреевич.

– Возможно, я в процессе, – тяну флегматично. С парнями она жить собралась, ага, непременно.

– Чего? – она округляет глаза и хватает меня за руки. – Чего ты сейчас сказал?! В каком еще процессе?!