— Оливия рожает! — завопил Джек, рупором приложив ладони ко рту.

Это все объясняло. София вздохнула с облегчением — слава Богу, с мамой все в порядке! — и, беспокоясь за подругу, поспешила вперед.

Оливия сидела, придерживая руками живот, и улыбалась через силу. Спустя несколько секунд к ней подбежал Лукас; растолкав коллег, он подхватил жену на руки и понес к машине.

Друзья Оливии и Лукаса двинулись за ними.

— Лукас, не надо, я могу идти! — слабо протестовала Оливия.

— Черта с два! — прорычал Лукас.

Майк взял Софию за руку.

— Держу пари, ты еще упрямее Оливии!

— А тебя уговорить не легче, чем Лукаса! Он улыбнулся и хотел что-то сказать, но…

— София!

Выпустив руку Майка, София побежала к матери, коляску которой по-прежнему толкал Стенли Уиткомб.

— Привет, мамочка! — Наклонившись, София поцеловала мать в щеку. — Ну как, весело тебе?

— Весело, — смущенно улыбнулась Джанет.

София удивилась и обрадовалась — не часто она видела мать по-настоящему довольной жизнью.

— София, если хочешь поехать с Оливией и Лукасом в больницу, — заговорил Стенли Уиткомб, — я с удовольствием доставлю твою маму домой.

— Мама, а ты что скажешь?

— Поезжай, поезжай! — замахала руками мать. — Я же вижу, ты умираешь от любопытства!

— И ты не возражаешь? — пробормотала София, совершенно потрясенная таким оборотом дела.

За все двадцать девять лет жизни Софии мать общалась с мужчинами, только когда без этого нельзя было обойтись. И теперь Софии казалось удивительным, просто непостижимым, что ее мать наслаждается обществом Стенли.

— Ну ладно, — с сомнением произнесла София и побежала к Майку. — Подвезешь меня до больницы? — спросила она.

Майк расплылся в улыбке.

Вот уже больше часа он бродил взад-вперед по пустынному больничному коридору. София и ее подруги взволнованно обсуждали предстоящее событие в комнате для посетителей. Мужчины отправились взглянуть на новый автомобиль Ника, но Майкл не пошел с ними. Ему нужно было о многом подумать.

И прежде всего о том, как сказать Софии правду.

Каждая встреча, каждое прикосновение, каждая улыбка, каждый поцелуй подводят их все ближе… к чему?

К близости?

Но он не вправе ложиться с ней в постель, пока не расскажет правду о себе. И потом, как быть с ее решением выйти замуж за богача? Он ведь так и не осуществил свой план — не получил доказательств, что она способна к бескорыстной любви.

Сказать по правде, ему понравилось быть Майком. Не изнемогать под бременем обязанностей. Не искать в поведении друзей какие-то скрытые мотивы. Быть свободным, как ветер, пусть даже эта свобода — всего лишь иллюзия. За эти месяцы вернулась к жизни часть его души, которую Майкл считал давно похороненной. Сколько он себя помнил, он мечтал об одном — идти по стопам Рекса. Он узнал об управлении отелями все, что мог. Во всех подробностях изучил работу компании. Он не брал отпусков, трудился по четырнадцать часов в день. Корпорация «Баррингтон» стала его жизнью.

И какое же облегчение он ощутил, когда получил возможность несколько месяцев пожить другой жизнью — жизнью беспечного рубахи-парня, которому некуда спешить и не перед кем отчитываться, который может делать все, что хочет. Пусть курьер Майк небогат — все же он гораздо счастливее Рекса Майкла Баррингтона-младшего.

Засунув руки глубоко в карманы, Майкл подошел к стеклянной двери, ведущей в комнату для посетителей, и заглянул туда.

Комната была звуконепроницаемой, и Майкл не слышал, о чем говорили девушки, но видел, что Синди рассказывает Софии что-то очень смешное. Полные губы Софии изогнулись в улыбке, вокруг глаз собрались веселые морщинки. Вот отворилась другая дверь, вошли мужчины и заняли места, каждый — со своей подругой. Синди и Кайл. Молли и Джек. Рэйчел и Ник. Патрисия и Сэм. Словно одна большая дружная семья.

Майклу Баррингтону никогда не стать частью этой семьи. Для них он всегда останется голосом в трубке. Начальником. Большой шишкой. Ему среди них нет места.

Майкл тяжело вздохнул.

София подняла голову. Взгляды их встретились. Она широко улыбнулась — от этой улыбки на душе у Майкла стало теплее — и пошла к дверям.

Он ее любит!

Как бы он ни притворялся, что София не вторглась в его сердце, не овладела его душой, — все это ложь. Он у нее в плену. Окончательно и бесповоротно.

Но он — не тот, кем она его считает. Не тот, кто ей нужен.

— Привет! — София вышла в коридор и остановилась перед Майклом. — Как прогулялся?

— Никак. Ходил взад-вперед. Не могу усидеть на месте.

Она кивнула.

— Нервное место — больница.

Это Майкл знал и сам. Сколько ужасных часов провел он в этой самой больнице пятнадцать лет назад! У него на глазах угасала мать, а он был не в силах ей помочь. И никакие миллионы Баррингтонов не могли вернуть ей здоровье.

Неужели София этого не видит? Не понимает, что ни жизнь, ни счастье, ни свободу за деньги не купишь?

— Не хочешь перехватить кофейку? — спросила она.

— С удовольствием.

Рука об руку они вошли в кафетерий и сели за столик у окна.

— Ты действительно хочешь уехать? — спросила София.

— А зачем мне оставаться?

У нее задрожали губы.

Майкл опустил глаза и принялся сворачивать салфетку в трубочку. Смотреть на Софию он сейчас боялся. Ему страшно хотелось во всем признаться, но он не знал, с чего начать.

— Можно тебя спросить? — произнесла она вдруг.

— Валяй.

— Тебе никогда не хотелось осесть на одном месте, устроиться на постоянную работу, связать жизнь с одной женщиной?

Да, да и еще раз да! Как хотел бы он ответить искренне, выложить все, что у него на сердце! Но нельзя. Второго такого случая не представится. Сейчас он узнает, сможет ли она принять курьера Майка таким, как он есть? Сможет ли преодолеть увлечение боссом и признаться в любви Майку?

Но в этот миг в кафетерий ворвалась раскрасневшаяся Молли.

— София, Майк! Родила! Мальчик!

София вскочила, и они с Молли бросились друг дружке в объятия, а затем запрыгали, словно дети, получившие подарок на Рождество.

— Пойдемте, пойдемте скорее! — торопила своих друзей Молли. — С минуты на минуту выйдет Лукас и все нам расскажет!

Они поспешили обратно в комнату для посетителей и застали там Лукаса — бледного и измученного, но с улыбкой до ушей.

— Это какое-то чудо! — снова и снова повторял он. — Это невозможно описать! Ничего подобного и представить нельзя, пока сам не переживешь! Я и не думал…