— Наверное, на этой. — Он поднял голову. Отсюда его глазам открылась Хай-стрит, главная улица городка, небольшая городская площадь, подальше — арка моста, перекинутого над рекой. — Неподходящее место для совершения убийства, вам не кажется?

Лавджой согласно кивнул и продолжил:

— Как указал его преподобие, юноша не вернулся после рыбалки, на которую он отправился днем. Ближайшие участки леса и церковной земли, лежащие позади викариата, подверглись осмотру, но безрезультатно. Тело было обнаружено лишь на следующее утро на этом самом месте. Указанные обстоятельства дают основание предполагать, что юноша был убит, затем его тело перетащили в какое-то тайное укрытие, где оно подверглось надругательству, совершенному известным вам способом. После чего было доставлено сюда, где неизбежно должно было попасться на глаза отцу.

Себастьян покачал головой, давая понять о своем несогласии.

— Николасу Торнтону перерезали горло. Если бы это произошло на берегу ручья, люди, искавшие его вечером, непременно заметили бы следы крови. Но этого не случилось. Тот, кто убил юношу, совершил убийство в лесу.

Подозреваю, что там же было совершено и глумление над трупом.

— Конечно, вы правы. — Магистрат принялся шагать по двору, напряженно размышляя. — Я задаю себе вопрос, сколько еще убийств, возможно, было совершено, — пробормотал он будто про себя, — может, десяток, может, больше. Они могли случиться где угодно в Англии и даже за границей. Откуда нам знать? Об этом случае я узнал совершенно случайно.

— Я склоняюсь к мысли, что это было первым.

Лавджой резко обернулся и вопросительно взглянул на собеседника.

— Из чего вы это заключаете?

Себастьян прищурился, глядя на солнце.

— Вы знакомы с поэзией Джона Донна?[15]

— Отчасти. Почему вы спрашиваете? Какое отношение имеет поэзия Джона Донна к происшедшему?

— Вспомните предметы, найденные во рту жертв.

— Не понимаю вас — Лавджой покачал головой.

— Они определенно приводят на ум цитату из одного его стихотворения. — Себастьян наклонился и принялся внимательно разглядывать травинки, росшие у надгробия. — «Песня о падающей звезде». Вы слыхали его?

— Нет, не припоминаю.

— Я не помню все стихотворение. Только его начало. Но слушайте:

В небе звездочку поймай,

Мандрагору соблазни ты.

Вызнай, где зимует май,

Чёрту кто рассек копыто.

Спой с русалкой на Семик,

Вырви зависти язык.

Начерти

Те пути,

Где бы честь была в чести[16].

— Боже милостивый! — пробормотал пораженно магистрат. — Убийца следует прямо за словами поэмы. Сначала звезда, затем страница из судового журнала, потом козье копыто. Только корень мандрагоры отсутствует. — Его губы раздвинулись в мрачной усмешке. — Из чего следует сделать вывод, что было еще одно убийство, которое имело место между апрелем и июнем. И оно остается нераскрытым.

Себастьян потянулся, нагнувшись, пробежал пальцами по неровной поверхности могильной плиты. После долгого молчания сказал:

— Возможно, вы правы. Но может быть и другое. Убийца, следуя своим собственным соображениям, пропустил эту строчку.

— Пропустил? По какой же причине, вы предполагаете, он мог это сделать?

— Понятия не имею, но думаю, что убийца в своих поступках ничего не делал без причины. — Отряхнув пальцы, он поднялся на ноги. — Предметы, оставленные им во рту жертв. Те различные способы, которыми он эти жертвы увечил. Положение, где они были найдены. Положение, которое он придал телам после смерти. Все это было глубоко продумано им. И для каждого из них у убийцы имелась особая причина. Поэтому, если мы надеемся остановить его, нам нужно докопаться до этой причины.

Приемы и балы в знатных особняках Мейфэр и других частях Уэст-Энда были недоступны для таких женщин, как Кэт Болейн, — для тех, кто на всеобщее обозрение представлял со сцены свои чары, для тех, чьи любовные связи были всем известны. Но Кэт была частой и желанной гостьей в салонах Блумсбери и Ричмонда, где предпочитали видеть не заносчивых аристократов или разбогатевших купцов, а радовались светлому разуму и острому языку. Где беседы не ограничивались бесконечным обсуждением лошадей, мод и охоты, а затрагивали темы искусства и философии, литературы и науки.

На следующий день после роковой беседы с Джарвисом Кэт входила в салон, где дочь генерала Хергаи, Аннабелл, устраивала приемы для немногих избранных. Мисс Херши была маленькой женщиной с бледным цветом лица, зелеными глазами и умом того склада, который, будь она мужчиной, непременно доставил бы ей лавры в любом из университетов.

Встретил Кэт легкий смех хозяйки и веселым тоном заданный вопрос:

— Мисс Болейн, вас, должно быть, сами боги прислали. Отчаянно требуется знаток Шекспира для разрешения одного спора. Умоляю, скажите, в «Венецианском купце» кто является отцом Джессики, Шейлок или Тубал?

Кэт окинула быстрым взглядом собравшихся. Круг их был разнообразен — от ученых мужей, как, например, Хамфри Дейви, до таких литературных знаменитостей, как мисс Агнесс Берри, или своенравного и блестящего таланта, но малоизвестного поэта, лорда Байрона. Того, кто ей был нужен, она не увидела.

— Шейлок, — ответила она рассеянно. — Тубал был его другом.

Аннабелл Херши шутливо вскинула ладони, будто сдаваясь:

— О, вы были правы, мисс Берри. В классной мне следовало учить шекспировские тексты получше.

Беседа скользнула к следующей теме — перестройке театра Друри-Лейн. Кэт оставалась, болтая с гостями, еще четверть часа и уже собралась было уходить, когда в гостиной появился Эйден О'Коннелл. Кэт послала ему приветливую улыбку и тут же отвернулась.

Несколькими минутами позже он подошел к ней. Худощавый, подвижный молодой человек лет около тридцати, чей обольстительный взгляд и ямочки на щеках, сопровождавшие улыбку, делали его неизменным любимцем дам, несмотря на то несчастное обстоятельство, что в семье он был младшим из сыновей.

— Любой из собравшихся здесь почувствовал бы себя в эмпиреях, обрати к нему такую любезную улыбку красивейшая из женщин Лондона. Чему обязан несравненной радостью?

— Тому, что, возможно, вы не так глупы, как о вас думают.