При этом дочь великого князя Киевского, видимо, забыла о том немаловажном для истории случае, что ее прославленный делами предок, Владимир I Святославич, был сыном «рабыни» ключницы Малуши, одной из многих наложниц сына великого воителя Святослава, но не законной жены! Анне Ярославне на чужой земле следовало бы быть более осмотрительной в подобных поступках, не давать поводов для вражды влиятельных феодалов с ней лично и ее венценосным мужем.

Как бы там ни было, но правитель Нормандии очень быстро узнал о том, что при королевском дворе у него появилось новое прозвище – Побочный, которое больно ударило по самолюбию герцога. И он возненавидел Анну, королеву Франции, за ее язык. Свое недружелюбие друг к другу они не скрывали, что выражалось во взаимных колкостях.

Но, ради справедливости, надо сказать, что не данное ему прозвище стало поводом и причиной скорой вражды с французским монархом, и что не эта «деталь» взаимоотношений между герцогом Вильгельмом и королевой Анной вбила клин в отношениях между Нормандским герцогством и Французским королевством. Причиной стала так называемая всеевропейская распря, которая повергла континент в редкий для истории Европы круговорот военных событий.

Когда при дворе дружно заговорили о том, что герцог Нормандский по прозвищу Побочный открыто начал высказываться о своей нелюбви к королеве, ее муж, естественно, стал врагом обидчика Анны Французской. Случай продемонстрировать королю свое новое отношение к бывшему воспитаннику не заставил себя долго ждать. Дело обстояло так.

В Нормандии вспыхнул очередной баронский мятеж. На этот раз король Генрих I не встал на защиту герцога, а во главе королевской армии пришел на помощь восставшим вассалам правителя Нормандии. Причина такого, скажем, неординарного поступка монарха заключалась в том, что он хотел иметь покорного герцога Нормандии, а не воинственного человека, которого приходилось постоянно опасаться, уже не говоря о том, что он постоянно оскорблял на словах королеву.

Ни мятежные бароны, ни пришедший им на помощь король Франции не рассчитали собственных сил. К тому времени герцог Вильгельм I уже обладал собственной немалой (по меркам Западной Еволпы) армией, хорошо вооруженной, обученной и организованной, с железной дисциплиной, которая цементировалась суровыми карами за непослушание герцогу. Ни королевские рыцари, ни ополчение мятежных баронов такими достоинствами в междоусобной войне, к их несчастью, не обладали.

Враждующие стороны сошлись в битве у Мен-Обена. Герцог Вильгельм в той непростой для него ситуации смог навязать королю и его союзникам сражение в чистом поле, хотя они имели хорошую возможность укрыться за крепостными стенами. Герцогское войско решительно атаковало неприятеля, нестройные ряды которого перед этим поредели от метко выпущенных стрел лучников и стрелков из арбалетов. Мятежные бароны и королевское рыцарство стойкости в рукопашной свалке не проявили, обратившись в бегство от Мен-Обена. Их преследовали, рубили и кололи, брали в плен. То есть разгром побежденных оказался более чем полным.

Большое бесчестье получил сам король Генрих I. С немногочисленными рыцарями и воинами он бежал из Нормандии в Париж. Герцог Вильгельм поступил вполне разумно, что не стал преследовать венценосного противника столь далеко. В противном случае он наверняка мог получить в ответ враждебную коалицию других герцогов Франции, королевских вассалов.

Поражение в сражении у Мен-Обена дорого обошлось королю Генриху I. Почувствовав его видимую слабину, против его власти восстали вассалы в значительной части Франции. Феодалы не помышляли уничтожить своего законно монарха, желая лишь заметно урезать королевскую власть над собой. Теперь венценосец Генрих I Капетинг только и делал, что воевал: ходил в походы на мятежников, осаждал их замки и города-крепости. Но и самому тоже приходилось не раз обороняться от врагов.

После победной битвы при Мен-Обене герцогу Вильгельму I пришлось еще долго и часто воевать против собственных графов и баронов. В те годы казалось, что во Французском королевстве вассалы всех рангов поднялись с оружием в руках против своих сюзеренов, больших и менее значительных. Мятяжи следовали один за другим – то в Нормандии, то в Бургундии, то в Бретани, то в Гаскони, то в Провансе, то в Аквитании, то во Фландрии…

Французский король и правитель Нормандии вновь стали на время союзниками. Выжить в мятежной стране и сохранить прежнюю власть они могли только объединившись. Тайная дипломатия процветала, и вчерашние недруги публично и делами демонстрировали дружбу и добрососедство. Но все это было временно: такие союзы рассыпались после первой неудачи.

В 1048 году Генрих I призвал Вильгельма I оказать ему помощь в «маленькой» войне с Жоффруа Мартеллом, графом Анжуйским. Так герцогство Нормандия оказалось вовлеченным в тяжелую, а самое главное – длительную войну с анжуйцами, которая продолжалась до 1054 года, то есть шла семь неполных лет.

Теперь герцогу Нормандскому приходилось осаждать и брать штурмом не только феодальные замки, но даже укрепленные города, которые в ту эпоху больше напоминали каменные крепости с многочисленными гарнизонами из городских ополчений. Однажды Вильгельму I пришлось вести осаду большого мятежного города Алансона, жители которого хорошо подготовились не только к осаде, но и к активным военным действиям. Готовый к «возмущениям» Алансон осаждался не раз.

Алансонцы успешно отразили первый приступ войска герцога, который решил взять город без долгой «правильной» осады. Вооруженные горожане, ликуя от первой победы, уверенно ходили по городским стенам, с их высоты высмеивая и словесно издеваясь над своим правителем и его людьми. То есть, картинка смотрелась весьма обыденная для лет феодальных распрей Средневековья.

Горожане в ходе штурма пленили нескольких воинов герцога Вильгельма (или, что вполне вероятно, им достались тела убитых). Они были казнены, и два веселых алансонца на стене стали размахивать руками, которыми держали драные куски кожи, и кричать осаждавшим: «Кожа! Кожа!»

По другим сведениям, эти два горожанина с такими же криками колотили (руками или мечами?) по принесенным на стены шкурам. Тем самым осажденные алансонцы напоминали самолюбивому герцогу о кожевенном ремесле его деда.

Такая картина на крепостной стене и несшиеся оттуда оскорбительные крики вывели герцога из себя. Разъяренный Вильгельм приказал воинам вывести перед городскими стенами всех алансонцев, которые по разным случаям оказались у него в плену. Воинам было приказано вершить казнь над ними на виду всего города: сперва отрубались руки и ноги, а затем головы.

Все это демонстрировалась осажденным, густо толпившимся на крепостной стене. Горожане, казалось, замерли, смотря на то, как уходили из жизни их родные и близкие, просто знакомые люди. После такой публичной казни герцогские пращники перебросили кровавые члены в город, вызвав в нем панику.

Видя страшное замешательство в стане мятежных горожан, герцог послал свое войско на новый, но уже более яростный штурм. Они взяли укрепленный город Алансон и разграбили его, перебив много людей. Вильгельм Нормандский приказал разыскать тех двух веселых алансонцев, которые кричали со стены «Кожа! Кожа» и тыкали в его сторону руками. Но их не нашли, поскольку оба пали в бою, избежав тем самым страшной казни, которая уготовлена была им герцогом.