Здесь девочка внезапно открыла глаза. Смачно плюнула ему в лицо и осклабилась, показав нехорошие зубы.

Позади себя он услыхал интимный шорох подъехавшей милицейской «шестерки».

– Ваше водительское удостоверение, – сказал милиционер, держа в правой руке резиновую дубинку.

За его спиной стоял еще один, задумчивый и погруженный в самого себя. Болото мрачных предчувствий засасывало его, как щепку, и не давало идти к людям с широкой улыбкой готового на всё ангела-хранителя.

– Павлючик А. Павлючек? – спросил первый, внимательно всматриваясь в кусок пластмассы, который протянул ему водитель.

Тот кивнул.

– Экзекутор? – потребовал уточнения милиционер.

– Он хотел скрыться с места преступления, – наябедничала девочка, ковыряя в носу.

– Так ты еще и преступник? – с удивлением пробормотал первый.

Поглядел в лицо Павлючика, сравнивая его с фотографией. Ему показалось, что он видит перед собой ободок нуля. Не разобравшись в своих впечатлениях, он ударил экзекутора в плечо дубинкой, а второй удар пришелся по лодыжкам и пяткам.

– Не нужно к людям приставать, ты понял? Никто тебя об этом не просил! А то дело заведем за наезд на ребенка. И кирдык твоей конторе и жизни твоей!..

Экзекутор обмяк от первого же удара, подломившись, подобно гнилому дереву и свалился на асфальт.

Второй с задумчивым лицом добавил пару раз, а может быть, просто вытирал озябшие ноги о то, что лежало под ними.

– Он готов, – сказала девочка в короткой юбке, с интересом наблюдая за битвой.

– Заткнись, дочка, – посоветовал ей милиционер, – вали домой и сообщи матери, что к футболу приду. И чтоб пельмени сварила. Двадцать штук. Купила она пельмени?

– Кажется, да, – ответила девочка.

– Опять, наверное, «Русский хит»? – предположил отец с отвращением. – Не люблю я их. Говорят, там пятьдесят процентов свинины.

– Ты, наверное, обрезанный, – меланхолично заметил его друг, по-прежнему не вылезая из самого себя, – и ешь только кошерное. Неволин, говорят, скоро обрежется, – добавил он почему-то.

– Не в этом дело. Просто написано – свинина, а ешь как будто бумагу.

– Все обрезанные спасутся, – поделился напарник сокровенным из глубины себя.

– Спасутся только еврейские первенцы, – наставительно встряла в разговор дочка. – А обрезанных будут судить по делам их, и часть из них уйдет в мир теней.

– Я сказал, чтоб шла домой! – возвысил голос отец. – В мир теней!.. Всё. Закончили дело.

Он наклонился и пощупал пульс у поверженного противника, который, по-видимому, прикидывался куклой и не подавал признаков жизни. Глаза экзекутора были закрыты, на лице застыла счастливая улыбка покойника.

Милиционер побледнел и ощупал шею, пытаясь хоть там обнаружить биение сердца.

На лужах расплывались олимпийские круги. Дождь медленно и явно проходил.

1

Василий Карлович смотрел в серое окно и думал. Мысли его были настолько странны, что пересказать их можно с известной долей осторожности, ибо касались они предмета во всех смыслах обыденного, а именно кресла или стула. Неволин думал о том, что в их офисе нет хороших стульев. Все они казались неподъемными: с железными ножками, спинки были сделаны из искусственной красной кожи и набиты отвратительно-желтым поролоном, похожим на мыльную пену, снятую с щек стареющего мужчины. Такой стул не подставишь под атласный зад уважаемого человека, не предложишь усталому начальнику, проходящему по уголовному делу как свидетель, а тот, кого ждал дознаватель со дня на день, был более чем уважаемый человек и сидеть ему нужно, конечно, на рукотворном деревянном троне, а не на каком-нибудь седалище провинциально-офисного значения. И бог весть кто сидел на этих железных стульях – какие-нибудь мелкие воришки с оптового рынка, проворовавшиеся бухгалтера с хроническим насморком, тупые бомбилы, отвинтившие колесо у чужой праворукой «тойоты», да пара некрасивых проституток с трассы Славгород – Павлодар, которых и не посадишь даже, а просто поговоришь на своих двоих и отпустишь с напутственным словом мудрого растроганного отца.

Неволин ударил по клавишам старенького компьютера, словно бил муху. Комп потупил минуту-другую, и, наконец, на экран выплыла электронная фраза, которая не давала спокойно жить в последнее время: «Поставьте удобный стул перед входом в селение или город, в тени цветущей смоковницы, дабы Мошиах, собираясь к вам, мог бы присесть и передохнуть перед исполнением своих скорбных дел…»

Василий Карлович вдруг вспомнил, что у его тестя есть подходящее кресло для Мошиаха. Честное слово, оно бы сгодилось: спинка его была из коричневого бархата, ножки с деревянной резьбой и покрытые лаком могли бы держать на себе хоть Ивана Грозного, если бы тот согласился слегка присесть. Но тесть был не в теме, скорее всего он пожег эту роскошь в своей печи-голландке, в которую зимою засовывал всё, что могло гореть. А если не пожег, ежели не успел? И Неволин заволновался. Он решил сегодня же вечером забрать деревянное кресло у старика и, если надо, применить силу, не останавливаясь ни перед чем. И коли Мошиах вдруг явится, выйдет из озера или опустится прямо с тучи, то, конечно же, отдохнет на том, что предоставил ему дознаватель, а уж потом будет спасать и судить, разделять и властвовать. Но кого судить и кого спасать, этого Василий Карлович в точности не знал. В Орлеане почти не было евреев, а те, которые остались, были настолько серьезно помешаны с немцами и кулундинцами, что отличить их от обыкновенных монголов не представлялось возможным. А если так, то надо ли ждать Его, нужно ли у тестя отбирать любимое кресло?

Дверь в кабинет Неволина отворилась без стука, и дознаватель суетливо вырубил свой компьютер, ибо не хотел, чтоб в его внутренний мистический мир лезли досужими атеистическими пальцами.

– Нам крышка, – бесцветно сообщил мокрый до нитки милиционер, бегло взглянув на умерший экран. – Он коньки откинул… Россия для русских…

– Какая Россия? – не понял дознаватель. – Ах, эта… – вспомнил он. – Да, да… – Он помял свой колючий подбородок, примериваясь к ситуации.

За спиной вошедшего стоял напарник, на устах которого блуждала нехорошая улыбка случайного свидетеля.

– Ты сказал о России… К чему это? – потребовал уточнения Неволин.

– Он не дышит! – почти вскричал милиционер. – Сколько тебе раз объяснять?!

Под башмаками вошедшего образовалась небольшая лужа дождевой воды.

– А ты постился перед заданием? – спросил дознаватель требовательно. – Небось, трескал всё подряд. Пельмени, минтай и всё такое… Не сосредотачивался, не говел…

Он подошел к милиционеру поближе, внимательно вгляделся в мокрое лицо. Оно показалось ему глумливым.