– Ну что, Нина? Ты узнала, не продадут ли тебе твои Тарасовы продукты со скидкой на наш банкет? – спросила Валентина, окончательно подсчитав предстоящие расходы.

– Валь! Ну зачем нам скидка? – опять возмутилась Фаина. – Не на свадьбу же закупаем и в складчину. Чего Нине позориться?

– Не понимаю, что тут позорного? – пожала плечами Валентина. – Думаю, Тарасов потому и предприниматель, а не инженер, поскольку понимает, какая у инженеров зарплата…

– Нет, Валька, ты все-таки ничего не соображаешь! – продолжала Фаина. – Тарасов такой шикарный мужчина, а Нинка должна ему протягивать ручонку и канючить: «Подайте на пропитание…» Некрасиво и унизительно.

– Подумаешь, унизительно, – не сдавалась Валентина. – Вся наша жизнь – сплошное унижение. А при чем тут его шикарность, я вообще не понимаю. Нина с женой дружит, а не с самим Тарасовым, вот пусть у нее и попросит.

– Фаина права. – Нине наконец удалось ввернуть свое слово в диалог сотрудниц. – Мне действительно не хочется у них ничего просить. Подумают еще невесть что.

Нина виновато заглянула Валентине в глаза, потому что не могла сказать честно, какие отношения на самом деле связывают ее с четой Тарасовых. Михаил, конечно, предоставил бы им все продукты вообще даром, но Нина не была уверена, что Светка это одобрила бы. Действовать через ее голову не хотелось. А если просить у нее, то положение стало бы совсем непристойным: дали попользоваться мужем, а ей этого мало, ей еще и продукты к столу со скидкой подавай. Когда Нина подумала об этом, то ужаснулась собственным мыслям. Она уже не слышала, о чем лениво перебраниваются Фаина с Валентиной, потому что зациклилась на слове «попользоваться». В самом деле, что у нее с Тарасовым? Любовь? Страсть? Он ей нравится. Она ему тоже. Он за эти дни завалил ее подарками и сводил уже в два обалденных ресторана, если не считать «Медвежьей берлоги». Для походов по ресторанам ей больше не приходится клянчить у соседки Татьяны платье. В квартире Михаила в шкафу поселился элегантный черный костюм-тройка, предназначенный исключительно для этих целей: с удлиненной до щиколоток юбкой, декольтированной маленькой блузочкой и коротким пиджачком с блестками. Нина не понимала, как Тарасов умудрился так точно угадать ее размер и любимый стиль. Костюм будто специально шился для Нины Николаевны Муромцевой. Он облегал ее, как перчатка, выгодно подчеркивая достоинства фигуры и скрывая недостатки. К костюму прилагалось жемчужное колье, почти точь-в-точь такое, какое виделось Нине, когда она уютно дремала под пледом у тарасовского камина в первый день их знакомства. И застегивал Тарасов его у нее на шее точно так, как тогда ей представлялось. Она стояла к нему спиной в невесомом полупрозрачном белье, когда он вдруг неожиданно обернул ее шею холодноватыми жемчужными нитками. Потом он долго целовал ее плечи и спину, и они чуть не забыли, что собирались в ресторан.

Нина зябко повела плечами. Что с ней происходит? Она зачем-то ведет двойную жизнь. Здесь, днем, перед сотрудниками, она по-прежнему обыкновенная Нина в растянутых Лялькиных джемперах и старых джинсиках, а вечером – элегантная светская дама, которая ест в ресторане рыбу специальной рыбной вилкой. Она оглядела свои руки, которые по-прежнему нуждались в уходе и маникюре. Из какого-то мистического ужаса она так и не занималась ими. Ей казалось, что как только она сделает маникюр, то с прежней жизнью будет покончено навсегда, а она не была уверена, что этого хотела. Как оказалось, в обыденной ее жизни, в серых беспросветных буднях есть много хорошего: и микроскоп, который она любит почти так же, как Ляльку, и удивительная наука под названием «металловедение», и сотрудники, и даже язва Лактионов. Нина бросила на него быстрый взгляд. Виктор, скрестив руки на груди, казалось, обдумывал очередное исследование. Во всяком случае, перед ним лежал какой-то график и распечатанные компьютерные фотографии неметаллических включений.

– Хоть ты, Виктор, скажи им, – Нина опять услышала голос Валентины, – что Тарасов не обеднеет, если продаст нам продукты по дешевке!

Ведущий инженер Лактионов обернулся к женщинам и обвел их неожиданно тяжелым взглядом.

– Вот уж от этого «Прикупив даров» лично мне ничего не надо! – раздраженно сказал он. – Хочешь, Валя, я сдам в два раза больше денег, только оставьте вы депутата и бизнесмена в покое!

– Тоже мне богатенький Буратино нашелся! – усмехнулась Валентина.

– И не смейте больше называть меня Буратино, слышите! – Виктор вскочил со стула и вылетел в коридор, так смачно хлопнув дверью, что не сработал кодовый замок, и дверь с противным скрипом открылась опять.

– Чего это он? – удивилась Фаина и хотела захлопнуть дверь, но в нее вбежал встревоженный начальник, за ним – не менее взволнованные Голощекина с Морозовым. Вслед за ними обратно приплелся и хмурый Лактионов.

– Что еще случилось? – Валентина со скрежетом повернулась к вошедшим вместе с сиденьем старого крутящегося стула, а Фаина по своей привычке сложила руки на груди, будто умоляя пощадить ее и не говорить ничего плохого.

Но начальник не пощадил.

– Со следующего месяца нас переводят на четырехдневку! – выпалил он, нервно поглаживая свою бородку.

– Кого это «нас»? – Ведущий инженер Лактионов ввиду грядущих неприятностей тут же забыл, что его только что обозвали Буратино. – Всю «Петросталь»?

– Нет, только инженерные службы.

– Почему? – спросила на всякий случай Нина, хотя все и так знали, в чем дело: у завода не было заказов, соответственно, не было новой работы. «Петросталь» неотвратимо шла к банкротству. Цеха еще трудились над старыми заказами, которые надо было сдать в срок, а необходимость в интеллектуальном труде таяла, как весенний снег. Четырехдневка была началом конца.

– Можно подумать, что вы, Нина Николаевна, не знаете, почему, – рассердился Сергей Игоревич.

– Мы, конечно, все знаем, – согласился с начальником Юра Морозов и мгновенно подсчитал: – При этом мы теряем примерно двадцать процентов зарплаты.

– Да, а уж тому, кого сократят, совсем не повезет, – мрачно заметил Виктор. – Что решили, Сергей Игоревич? Кого из нас бросите волкам на съедение?

– Если вы, Виктор Иваныч, на меня намекаете, то совершенно напрасно, – вступила в разговор опять покрывшаяся красными пятнами Галина Андреевна. – Начальство мало заинтересуют результаты нашего тайного голосования, потому что уже вся лаборатория знает, кого у нас сократят.

– И кого же? – с угрозой в голосе спросил Голощекину Лактионов.

– Я, конечно, слышала кое-что, но разносчицей сплетен быть не хочу. Вы лучше спросите у секретарши Леночки! Уж она-то все знает!

– Сергей Игоревич! Да скажите же наконец! Сколько можно мучить? Уже третья неделя пошла! – свирепо посмотрела на начальника Нина. – Меня?

– У нас еще целая неделя в запасе осталась, – отвел глаза Сергей Игоревич. – Предлагаю на время забыть об этих безобразиях и заняться все-таки организацией нашего юбилея. Может быть, действительно в последний раз… На рапорте Мальцев сказал, что к концу года на «Петростали» должно остаться в три раза меньше работников, чем ныне трудится. Так что, дорогие мои, возможно, нас всех погонят, а вместо анализатора с микроскопом в приборной расположится поточная линия по изготовлению памперсов или, извините, милые дамы, прокладок с крылышками. Один человек – это только первая ласточка…