Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господи Иисусе! — воскликнул Уильям Хэтфилд, поднимаясь с места. — А что, позвольте вас спросить, делаете здесь вы?
Эллиот прошел на середину комнаты. Его просторный плащ развевался у него за спиной, подобно грозовой туче. Либерти увидела в нем пирата, ринувшегося на абордаж.
— Боюсь, — произнес он, бросая на стол пачку каких-то бумаг, — я здесь для того, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. По крайней мере вы наверняка сочтете его довольно неприятным. Я же воспринял его с величайшей радостью.
Миллисент взялась энергично обмахиваться веером.
— И как у вас только хватило наглости явиться без всякого приглашения! Карлтон, кто позволил этому человеку проникнуть сюда?
Вместо ответа Эллиот, спокойно расстегнув плащ, бросил его на диван и уселся сам. Метнув взгляд в сторону Хэтфилда и Шейкера, он указал им на стулья, с которых стряпчие только что вскочили.
— Джентльмены, прошу вас садиться. Это не займет у нас много времени.
Хэтфилд молча опустился на стул. Шейкер вынул из кармана платок и принялся вытирать пот со лба.
— Просто невероятно, — бормотал он, — просто невероятно.
Карлтон одарил Либерти колючим взглядом, после чего переключился на Эллиота, занятого в тот момент развязыванием бечевки, которой была перехвачена стопка бумаг:
— Мне следовало бы выпроводить вас отсюда.
— Возможно, — ответил Эллиот, раскладывая на столе бумаги.
— Что это у вас? — поинтересовался Карлтон, тыча в них пальцем.
— Либерти сейчас вам все объяснит, — произнес Эллиот и развалился на диване. — Ей известно, что это такое, — добавил он, лукаво глянув в ее сторону.
Либерти улыбнулась ему в ответ. Эллиот не случайно перепоручил ей это, тем самым вернув ей веру в собственные силы и сознание собственного достоинства, которое Карлтон и его маменька попирали. Когда Дэрвуд пообещал предоставить бумаги в ее полное распоряжение, Либерти тотчас догадалась, что означает его маневр. Эти бумаги олицетворяли собой ее независимость и стабильное финансовое положение. Наверное, от него не укрылось, что она, как никогда раньше, нуждалась в чьей-то поддержке и опеке. Именно поэтому она согласилась выйти за него замуж. А то, что содержалось в этих бумагах, служило ей залогом спокойного, обеспеченного будущего, какие бы неприятные сюрпризы ни преподнесла ей жизнь. Ховард почему-то не догадался завещать ей такой дар. Последние несколько недель доказали, в какой мере она была от него зависима. Если признаться честно, ей стало страшно за себя.
Вот почему широкий жест со стороны Эллиота наполнил ее душу самой искренней признательностью. И хотя он то и дело пытался отшучиваться, Либерти угадала под этой поверхностной несерьезностью человека, отнюдь не равнодушного к ней. А сегодняшняя сцена явилась очередным тому подтверждением. Эллиоту не было никакой необходимости вручать ей эти бумаги при людях. Но им двигало стремление вселить в нее чувство собственного достоинства и превосходства, возвысить в глазах тех, кто привык унижать ее, кто привык помыкать ею.
Миллисент одарила Либерти взглядом, призванным испепелить негодяйку на месте.
— О чем вы говорите, Дэрвуд? Что такое, скажите на милость, ей известно?
— В этих бумагах, — спокойно произнесла Либерти, — содержатся все необходимые виконту сведения, чтобы убедиться, что Ховард оставил дела в весьма плачевном состоянии. Осталось только довести все до полного разорения. А эти бумаги — финансовый анализ балансовых счетов и бухгалтерских книг.
— Господи, этого еще не хватало, — пробормотал Уильям Хэтфилд, становясь белым как мел.
— Кроме того, — продолжила Либерти как ни в чем не бывало, — в них также содержится информация личного характера о Ховарде, из которой следует, что ни один инвестор более не захочет вкладывать средства в начатые им проекты. Имеется лишь капитал, чтобы расплатиться со всеми долгами, а вот на прибыль рассчитывать не приходится.
— Этого не может быть! — взорвался Карлтон.
— Почему же? — спокойно отреагировала Либерти. — Я говорила вам это с самого начала. Успех начатых Ховар-дом предприятий зависел в первую очередь от средств, вложенных инвесторами. Вы же из-за своего поведения лишились последних остатков уважения, какое еще могли питать к вашему семейству деловые партнеры. Никто из них не согласится ссужать деньгами человека, не способного ни контролировать свое поведение за игорным столом, ни удержаться от бутылки виски.
Грязно выругавшись, Карлтон вскочил с места:
— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! Ты представляешь, что я могу с тобой сделать?
— Ничего, — невозмутимо ответила Либерти и, пройдя через комнату, встала рядом с Эллиотом. — Потому что я и его милость намерены сочетаться браком.
Спустя десять минут, сидя в карете напротив Либерти, Эллиот все пытался и никак не мог подавить в душе и теле восхищение этой смелой женщиной. Изящно она раздавила этого слизняка Карлтона!
У Эллиота кружилась голова от одного только воспоминания о близости с ней. Вот уже несколько дней он постоянно мысленно созерцал ее: выражение лица в те мгновения, когда она млела в его объятиях. Даже накануне ночью, когда Либерти не на шутку перепугала его, забравшись в дом к Брэкстону, он едва мог устоять перед искушением. Ему хотелось вновь увидеть ее черты, преображенные сладкой мукой и истомой, чтобы наконец завершить то, к чему он только приступил! В результате Эллиоту приходилось вести нескончаемую борьбу с собственным телом, то и дело напоминавшим ему о неудовлетворенном желании. Мысль о том, что сегодня ночью она будет принадлежать ему, довела его за день едва ли не до помешательства. Гаррик же то и дело довольно язвительно подшучивал над его приготовлениями к предстоящему бракосочетанию. И вскоре понял, что ему, по всей видимости, лучше вести с другом серьезные разговоры. Но с другой стороны, забавно было наблюдать, как Эллиот томится любовной жаждой.
В одном, правда, Гаррик, кажется, совершенно прав. До сих пор его жизнь была предсказуема, если не откровенно скучна. Радость приносило только приобретение вещей и обладание ими. Эллиот уже не помнил, когда в последний раз позволил себе провести время в обществе человека, от которого ему не было нужно ничего, кроме радости общения. А вот Либерти — совсем другое дело. Рядом с ней Эллиот, словно изголодавшись по нормальным человеческим отношениям, готов был провести целую вечность, но и вечности сейчас ему показалось бы мало.
Пока они ехали по запруженным лондонским улицам, она с интересом наблюдала за ним.
— Я рада, что у вас превосходное настроение, Дэрвуд.
— Вы правы, хотя, признаться, я не ожидал, что вы выберете для брачной церемонии черное платье.
— Так же, как и вы. — И она жестом указала на его костюм.
— Мне так полагается.
— И вы всегда с готовностью стремитесь соблюсти апарансы? — Либерти не удержалась подпустить шпильку. Эллиот нагнулся к ней: