— Мне знакомо ощущение, когда на тебя устремлен ненавидящий, осуждающий взгляд, сейчас все иначе. Этот взгляд… любопытствующий.

Он немного расслабился.

— Может, это кто-то из богов.

— Не думаю. Легион не боится богов, а это существо внушает ей страх. Вот почему она предпочла отправиться на разведку в ад по поручению Сабина. Она сказала, что вернется, только когда эта слежка закончится.

В голосе Аэрона прозвучало беспокойство, причин которого Парис не понимал. Да, Легион была маленьким демоном, питавшим особое пристрастие к диадемам, — они обнаружили это не так давно, когда она стащила одну из диадем у Аньи и гордо дефилировала в ней по крепости, — но она вполне могла позаботиться о себе.

Парис внимательно осмотрелся.

— Эта твоя тень сейчас здесь? — Вот только еще одного врага им недоставало. — Может, мне удастся соблазнить эту… это… в общем, отвлечь его внимание от тебя.

И убить. Кто знает, что этому наблюдателю уже удалось выведать.

Аэрон покачал головой:

— Честно говоря, я не думаю, что оно хочет навредить нам.

— Тогда ладно. Разберемся с этим позже. Просто дай мне знать, когда оно вернется. А прямо сейчас зай мемся темницей, полной придурков.

— Ты заметил, что с каждым днем все больше уподобляешься смертным? — сказал Аэрон, но в его голосе не было осуждения. Он вынул мачете из петли на спине. — Вероятно, охотники будут сопротивляться.

— Только если нам повезет.

Торин, одержимый демоном Болезни, сидел за своим столом, но взгляд его был устремлен не на мониторы, связывающие его с внешним миром, а на дверь его спальни. Он видел, как внедорожник подъехал к крепости, и мгновенно возбудился. Он смотрел, как воины выходят из машины, и ему пришлось положить ладонь на возбужденную плоть, чтобы усмирить внезапную боль. Один за одним воины исчезали в крепости. В любой момент…

Камео неслышно проскользнула в его комнату и тихо закрыла за собой дверь. Поворачивая ключ в замке, она несколько секунд стояла к Торину спиной. Водопад длинных темных волос, завивающихся на концах, ниспадал до талии.

Однажды она позволила ему дотронуться до одного из ее локонов пальцем без перчатки, осторожно, очень осторожно, чтобы не коснуться кожи. Это был его первый настоящий контакт с женщиной за несколько сотен лет. Он чуть не кончил от одного только прикосновения к этим шелковистым волосам. Но это мимолетное прикосновение — все, что она могла ему позволить, а он и не осмелился бы на большее, зная, чем это грозит.

По правде сказать, Торин удивлялся, что они все-таки решились на большее. Конечно, при условии, что он будет в перчатках. В этом случае шанс заразить Камео равнялся нулю. Но прикосновение волос к коже, мужчины к женщине? Для этого требовалась смелость и доверие с ее стороны и его отчаяние и глупость. Волосы — не кожа, но что, если бы его палец соскользнул? Если бы она случайно коснулась его? По какой-то неизвестной причине никто из них не подумал о возможных последствиях.

В последний раз, когда он дотронулся до женщины, вымерла целая деревня. Черная чума, так называли эту болезнь. Она жила в нем, бурлила в его венах, ее смех раздавался в его голове. Все последующие годы Торин не раз пытался очистить кожу и тер ее, пока не выступала черная кровь. Наконец он понял, что никогда не сможет избавиться от живущего в нем вируса.

За минувшие столетия он научился игнорировать постоянное ощущение грязи, испорченности, скрывая его за улыбками и мрачным юмором, но так и не смог подавить в себе стремление к тому, что было ему недоступно, — к отношениям. Камео по крайней мере понимала его, знала, с чем ему приходится бороться, что он может и чего не может, и не просила большего.

А он хотел, чтобы она попросила о большем, и ненавидел себя за это.

Она медленно повернулась к нему. Ее губы были алыми и влажными, словно она кусала их, на щеках горел румянец. Ее грудь поднималась и опускалась, следуя за учащенным дыханием. Его собственное дыхание опаляло ему горло.

— Мы вернулись, — сказала она, вздохнув.

Торин не пошевелился, лишь изогнул бровь, словно ему все было безразлично.

— Ты не ранена?

— Нет.

— Хорошо. Раздевайся.

С тех пор как несколько месяцев назад он коснулся ее волос, они стали лучшими друзьями. С некоторыми привилегиями. Правда, самоудовлетворение на глазах другого — привилегия сомнительная, но все же… И она чертовски все усложняла. Здесь и сейчас… в будущем. В один прекрасный день ей понадобится любовник, который сможет дотронуться до нее, заниматься с ней любовью, входить и выходить из нее, целовать ее, пробовать на вкус, обнимать. Тогда Торину придется отойти в сторону и постараться не прикончить мерзавца.

Ну а пока…

Она не повиновалась.

— Может, я неясно выразился, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты разделась.

Потом Камео накажет его за то, что он осмелился ей приказывать. Он хорошо ее знал, знал, как отчаянно она старается доказать, что ни в чем не уступает мужчинам. Теперь ею овладело желание. Он чувствовал сладостный аромат ее возбуждения. Она не сможет долго сопротивляться.

И правда, сжав дрожащими пальцами край футболки, она стянула ее через голову. Черный кружевной бюстгальтер. Его любимый.

— Хорошая девочка, — похвалил он.

Ее глаза сузились, взгляд устремился на выпук лость на брюках, скрывавшую его напряженную плоть.

— Я же велела тебе раздеться к моему возвращению. Ты — плохой мальчик.

Он уже привык к ее скорбному голосу и не содрогался, как другие. Ни внешне, ни в душе. Этот голос был частью ее самой. Для него это была трогательная мелодия, эхом отзывавшаяся в его собственной душе.

Торин выпрямился во весь рост, чувствуя, как напряжено все его тело.

— А я когда-нибудь был хорошим?

Зрачки Камео расширились, соски затвердели. Ей нравилось, когда Торин поддразнивал ее, бросал ей вызов. Может быть, потому, что она знала — цена приза тем выше, чем больше труда вложено в то, чтобы его заполучить.

Он желал только одного — обладать достаточной силой духа, чтобы хоть раз выйти из схватки с ней победителем. В конце концов она всегда брала верх. У него был небольшой опыт общения с женщинами, и то, что происходило между ним и Камео, приводило его в отчаяние, но он всегда держался стойко.

— Я разденусь, когда ты снимешь с себя всю одежду, — хрипло сказал он. — Ни секундой раньше.

Решительное обещание, которое, по всей вероятности, он не сможет сдержать.

— Посмотрим…

Камео повернулась, и черные волосы взметнулись у нее за спиной. Очень медленно она приблизилась к туалетному столику. Не сводя глаз с Торина, поставила ногу в ботинке на стул перед собой. Никогда еще расшнуровывание ботинок не выглядело столь сексуально. Сняв первый ботинок, она швырнула его в Торина. Он увернулся, едва заметно наклонив голову. Второй ботинок ударил его в грудь. Он не мог оторвать от нее глаз даже для того, чтобы уклониться от столкновения.