Было два часа ночи, когда я снова оказалась у дверей старого многоквартирного дома. На этот раз со мной были полицейский, Дмитрий и Сергей. При свете луны дом казался зловещим. Потрескавшиеся стены терялись в ночной тьме. Рядом с домом ошивались проститутки и продавцы опиума, но, едва заметив полицейского, они разбежались, как тараканы по темным трещинам.

— Боже мой! Прости меня, Аня, — сказал Сергей, обнимая меня за плечи, — за то, что не давал говорить тебе о матери.

В темном коридоре я немного растерялась и не смогла сразу сообразить, какая из дверей нужна нам. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить, как выглядело это место при ярком дневном свете. Я повернулась к двери, которая находилась у меня за спиной. Это была единственная дверь с решеткой. Полицейский и Сергей переглянулись.

— Эта? — спросил полицейский.

Было слышно, что внутри комнаты кто-то есть. Я посмотрела на Дмитрия, но его взгляд был направлен в другую сторону. Челюсти сжаты, хотя внешне спокоен и уверен в себе. Несколько месяцев назад я была бы несказанно рада видеть его, но сейчас задумалась, почему он пришел.

Полицейский постучал в дверь. Шум внутри прекратился, однако ответа не последовало. Он еще раз постучал. Потом грохнул по двери кулаком. Оказалось, что дверь не заперта; от удара она открылась. В комнате было темно и тихо. Единственный неяркий свет, который попадал сюда, шел от уличных фонарей через крошечные окошки.

— Кто здесь? — крикнул полицейский. — Выходи!

Через комнату метнулась какая-то тень. Полицейский щелкнул выключателем, и в то же мгновение загорелся свет. Все мы отпрянули, когда увидели старуху. На ее лице застыло удивленное выражение, как у дикого зверя, угодившего в ловушку. Я узнала ее по безумным глазам. На лбу все так же криво сидела диадема без камней. Женщина вскрикнула, как от боли, и забилась в угол, закрывая уши руками.

— Душа к душе, — залепетала она. — Душа к душе.

Полисмен подошел к ней и за руку выволок на середину комнаты. Старуха начала истошно выть.

— Нет! Прекратите! — закричала я. — Это не она!

Полицейский отпустил ее руку, и старуха брякнулась на пол.

Он с отвращением вытер руки о штаны.

— Я видела ее в трактире, — пояснила я. — Она безобидна.

— Тсс! Тише! — произнесла старая женщина, прижимая палец к губам. Прихрамывая, она приблизилась ко мне. — Они были здесь, — сказала она. — Они пришли снова.

— Кто? — спросила я.

В ответ старуха улыбнулась, оскалив желтые гниющие зубы.

— Они приходят, когда меня нет дома, — продолжила она. — Они приходят и оставляют разные вещи для меня.

Сергей подошел к старухе и помог ей сесть на стул.

— Мадам, прошу вас, расскажите, кто побывал в вашей комнате, — обратился он к ней. — Здесь было совершено преступление.

— Царь и царица, — заявила она. Взяв со стола одну из чашек, она показала ее Сергею. — Видите?

— Боюсь, что нам, вероятно, не удастся найти ваше ожерелье, — сказал полицейский, открывая нам двери машины. — Грабители, скорее всего, уже успели разобрать его и отдельно продать камни и цепочку. Они следили за вами и старухой из трактира. Теперь какое-то время они постараются не появляться в этом районе города.

Сергей вложил в карман полицейского свернутую трубочкой пачку купюр.

— Вы уж постарайтесь, — попросил он. — Награда будет еще больше.

Полицейский кивнул и похлопал по карману.

— Сделаю все возможное.

На следующее утро меня разбудили солнечные лучики, пробившиеся сквозь колышущиеся занавески и упавшие мне на лицо. Первое, что я увидела, открыв глаза, был поднос с цветами гардении на столике рядом с кроватью, который я поставила туда несколько дней назад. При взгляде на них у меня родилась мысль, что, возможно, все вчерашние события были лишь сном и на самом деле ничего этого не произошло. Какую-то долю секунды мне казалось, что если я сейчас встану с кровати, подойду к комоду и выдвину верхний ящик, то снова увижу ожерелье. Оно будет лежать в той самой коробочке, в которую я положила его в первый день своего приезда в Шанхай. Но тут я увидела свою ногу, торчавшую из-под смятого одеяла. Вся ступня была в красных царапинах, как глазурь на старинной вазе бывает покрыта сеткой трещин. Эти царапины вернули мне ощущение реальности. Я надавила пальцами на глаза, чтобы отогнать видения, в ту же секунду начавшие возникать у меня в памяти: советский солдат, заброшенная квартира, пропахшая нечистотами и пылью, рука старой гадалки, сжимающая ожерелье.

В комнату вошла Мэй Линь, чтобы раздвинуть занавески. Я велела оставить их как есть. Зачем было вставать с кровати, радоваться солнцу? Как я могла идти в школу, где монахини с отрешенными бледными лицами будут спрашивать, почему меня вчера не было на занятиях?

Мэй Линь поставила на столик у кровати поднос с завтраком, накрытый салфеткой. Сняв салфетку, она юркнула из комнаты, как вор с места преступления. Аппетита у меня не было, лишь в желудке слегка ныло. Из окна доносились приглушенные звуки арии «Un bel di» из оперы «Мадам Баттерфляй» и запах опиумного дыма. Оттого что Сергей курил опиум с утра, легче не стало. Виновата в этом была я. Вчера он зашел ко мне поздно вечером. В полумраке темные встревоженные глаза делали его похожим на святого мученика.

— У тебя жар, — мягко произнес он, приложив руку к моему лбу. — Боюсь, что зелье, которое тебе дала эта старая ведьма, начинает превращаться в яд.

Из-за меня ему второй раз пришлось пережить все тот же кошмар. Мысль о том, что я могла умереть во сне, приводила его в ужас. Первая жена Сергея, Марина, заразилась тифом во время эпидемии 1914 года. Он не отходил от ее постели день и ночь. Ее кожа полыхала жаром, пульс был прерывистым, а яркие глаза остекленели. Он привез ей лучших врачей. Те испробовали все — от принудительного кормления, холодных ванн и вдыхания целебных испарений до методов нетрадиционной медицины. Им удалось победить вирус, но через две недели она умерла от обширного внутреннего кровоизлияния. Но именно в ту ночь Сергея первый раз за все время болезни Марины не было рядом с ней, потому что доктора заверили его, что жена пошла на поправку, а ему необходимо выспаться в нормальных условиях.

Сергей хотел послать за врачом, чтобы меня осмотрели, но я взяла его дрожащую руку и приложила к своей щеке. Он опустился на колени и оперся локтями о краешек кровати. Великан с медвежьей фигурой в позе молящегося ребенка.

Наверное, я быстро заснула, потому что это последнее, что мне запомнилось. Даже после всех несчастий, выпавших на мою долю, я была рада, что познакомилась с Сергеем. И мне тоже было страшно потерять его вдруг, неожиданно, как я потеряла мать и отца.