Но Медда все равно удрала, завернувшись в какую-то старую рогожу, потому что смириться не желала.

– Ну, что станешь делать? – спросил отец, когда мы худо-бедно разобрались, что тут происходит.

Первым моим порывом было спалить мельницу, а Медду забрать с собой, но я сдержалась. Мне было лет одиннадцать или около того, но я давно успела усвоить, что спешка хороша только при ловле блох, поэтому я потребовала позвать старосту деревни и всех, кто может рассказать что-нибудь о мельнике и его семействе.

Народу пришло много: не всякий день король устраивает суд прямо на лужайке у ручья! Всем хотелось посмотреть и послушать, а если повезет, то и высказаться…

Наговорили много, противоречили друг другу, но в одном соглашались: старый мельник дочку любил, замуж неволей отдавать не собирался, а имущество хотел поделить поровну, чтобы и сыновья ни в чем не знали отказа, и Медда приданое получила и могла выйти за кого пожелает. Кроме мельницы, у него имелся еще недурной надел земли, да и денег он скопить успел, на всех бы хватило! Да только вот сыновья рассудили по-своему…

– И что решишь? – спросил отец, когда сплетни иссякли.

– Будет так, – ответила я, подумав. – Старший сын горазд драться – все видели, как он отделал сестру. Пускай отправляется служить на границу, там из него сделают хорошего солдата! Средний крепко хватает да сильно тянет – ему дорога в рыбачью артель, сети ставить и выбирать. Младший мастак догола раздевать… в стригали его!

– А мельница? – спросил отец, хмыкнув.

– А с мельницей Медда сама управится, – твердо ответила я. – Раз деньги есть, наймет работника. А в этом хозяйстве она, поди, разбирается, не пропадет… Сумеешь? – спросила я онемевшую девушку.

– Да я же всегда… я же батюшке помогала… я… – пробормотала она.

– Значит, мельница твоя, – кивнул отец. – А этих определите куда моя дочь приказала. В солдаты, в рыбаки и в пастухи-стригали. Староста! Я проверю, как тут идут дела, и если узнаю, что девушку кто-то обидел…

– В жизни такому не бывать, господин! – заверил тот, вжав голову в плечи. – Батюшка ейный был справный мельник, вся округа к нему зерно возила… Ежели что, мы подмогнем, неужто не найдется работника… А склок нам тут вовсе не нужно, благодарим покорно, что рассудили честь по чести, пока эти трое мельницу не сожгли да друг друга не поубивали, лишь бы другому ничего не досталось!

– Принцессу Жанну благодари, – улыбнулся отец, и кавалькада двинулась прочь…

– На кого ты мельницу-то оставила? – негромко спросила я.

– На младшего брата, – ответила она. – Пришел, в ножки поклонился, прощения просил: делал, что старшие велели, дурак… пожалела я его. Ну да дело он знает, а вздумает дурить, так жених мой живо ему накостыляет… Кузнец он, – пояснила Медда. – Я со своим приданым абы за кого замуж идти не собираюсь, хоть многие сватались. Ну вот… нашелся справный мужик, который год ухаживает. Хозяйство у него неплохое, ремесло в руках, опять же… Сам бы со мной пошел, да не может, хромой он – мальчишкой с дерева упал и ногу поломал, срослась неправильно, вот и… Он пырялок-ковырялок выковать может сколько нужно, авось пригодится такой мастер? Я-то с ними управляться не умею, так что только ножик припасла, зато дубиной огреть могу!

– Это уж точно, – пробормотал Рыжий, взглянув на нее. – А это Ян.

Вперед выступил… Сперва мне показалось, это сказочный гном, и я невольно попятилась. Росту Ян был небольшого, ниже не то что Рыжего, но и мне, считай, по плечо, зато обладал чудовищной ширины плечами, а грудь у него была будто бочка! Мощные ручищи с огромными кулаками свисали до колен, и весь он зарос густой черной шерстью, так что не разобрать было, где кончается буйная борода и начинается курчавая шапка волос. У него даже пальцы были покрыты волосами… Из-под тяжелых бровей глядели небольшие темные глазки с острым внимательным взглядом.

– Человек я, человек, госпожа, – прогудел он, явно заметив мое замешательство. – Хотя злые языки болтают, будто батюшка мой с медведицей согрешил, это ему вполне по силам было, а она по весне глянула, что у нее народилось, да и подкинула меня к людям.

– Вот так фантазия, – невольно улыбнулась я.

– Фантазия или нет, а лучше Яна проводника не сыскать, – подал голос Рыжий. – Он все окрестные горы да леса знает как свои пять пальцев. Где чьи тропы, какая дичь или еще кто тут водится…

– Полагаю, контрабандистам тоже он помогает?

– А как же, госпожа, – отозвался Ян и ухмыльнулся. – Те, которые береговые, вроде Клешнявого, меня лесным человеком прозвали. Даже дары приносят, чтоб не обиделся, значит, да не завел куда-нибудь на обрыв или на осыпь. А мне что? Мне же лучше…

– Ну а Клешнявый как раз из берегового братства, – закончил Рыжий. – Староват стал для дела, но котелок у него варит, так что это он нам обеспечит связь с «ночными королями», когда доберемся куда нужно. Он такими делами давно промышляет, не подведет. Не подведешь, а, рыбья твоя душа?

– Сам такой, – беззлобно отозвался тот и почесал курносый нос. – Сделаю что надо. Наши-то сильно недовольны: никакого житья не стало! При твоем батюшке, госпожа, гладкого ему моря, все шло чин чинарем… Все свое дело делали и знали, что если не пытаться лишку ухватить, то и охрана береговая отвернется, и таможенный люд, куда не надо, нос не сунет, и стража вовремя уснет, и егеря со-овсем на другом перевале заплутают… Ну и казна свое возьмет, куда ж без того! Зато все тихо да мирно и всем хорошо: нам прибыль, казне тоже, а если и взбрыкивал кто, хотел откусить больше, чем мог прожевать, так его живо свои же усмиряли!

– А теперь, я слыхала, все не так? – спросила я, присев на услужливо подвинутый Меддой табурет.

– Уж так не так, что все наперекосяк! – в сердцах выпалил Клешнявый и хотел было плюнуть с досады, но сдержался под гневным взглядом мельничихи. – Будто все всё разом перезабыли! Смотришь на чинушу, с которым до того столько делишек обделал, что и не сосчитать, как селедок в косяке, а ему словно намертво память отшибло. Таращится, как рыбина, глаза такие же пустые, губами шлепает, свое талдычит, и ни знаков прежних, ни словечек положенных – ничего не узнает! – Он перевел дыхание и добавил: – Хуже того… Когда все это только началось, собрали главные подношение казначею, как всегда, отправили людей, как давным-давно условлено было, с записями, не придерешься… У старика-то тоже все записано было, лишку он не брал, но и недоимок не терпел, за столько лет уж приспособились!

– И что случилось?

– Не вернулись те люди, – ответил Клешнявый. – Наутро их перед городскими воротами выставили, удавленными. А и деньги, и записки как в воду канули. Больше уж рисковать не стали. Оно, конечно, положенную долю старшие откладывают, только не передают…

– Вот эти-то деньжата нам и пригодятся, если что, – заметил Рыжий. – А то у нас в карманах ветер свищет!

– Ну, не вовсе уж, – хмыкнула Медда, похлопав по туго набитому кошелю у себя на поясе.