Так, мелочь да и только!

— Не смей трогать маму! Не впутывай её!

— Тебе можно, а мне нельзя? Она же вроде и мне ма-а-ма. — Ехидно вытянула, чем ужасно исказила последнее слово.

— Я тебя предупредила!

Психолог битый год говорит мне, что не все люди могут успокоиться, когда их игнорируют или не замечают. Таким нужно крови и зрелищ, и они переступят через все черты, разорвут все цепи защиты.

Оля как раз из таких. Я это поняла только сейчас, всё пыталась её обелить, найти и понять причины её злющих поступков, жалящих слов. Но её злит и сильнее распаляет моя терпеливость. Она не успокоится, пока меня и в хвост и в гриву не вычешет.

Глаза горят лихорадочным, болезненным огнём, словно её заговорил кто.

— И что ты мне сделаешь, туртушка? Думаешь, один раз метко и вовремя стрельнула всё Victory стала?

Уже донёс. Надо же! Оперативно, ничего не скажешь.

— Получилось сегодня, получится и завтра. — Я сказала уверенно, с каким-то даже повелительным убеждением. И про себя восхитилась собой.

Но Оля лишь дерзко рассмеялась, с вызовом и очень громко.

— И когда только крылышки успели вырасти, а? Столько лет общипанной ходила, а тут на тебе…

И начала меня придирчиво осматривать, будто пыталась отыскать "крылышки".

— Оставь мою маму в покое! — Грозно повторила я, со всей решимостью не отступать и не проигрывать сестре. Сводной сестре. Пора называть вещи своими именами и перестать уповать на нашу "семью".

Мама — это святое. Это черта. И граница моей отрешенной терпеливости. Это мой личный Рубикон.

Оля даже поднялась, чтобы не смотреть на меня снизу вверх, как проигравший или как коленопреклоненный.

— Запомни, сестрёнка, я всегда делаю то, что сама хочу. И тебя уж точно спрашивать не буду! — Со всей силы ткнула мне в грудь своим указательным пальцем.

Но вдруг резко одернула руку и вмиг стала пай-девочкой.

— Денис, привет! — Милая и слащавая улыбочка, приторная настолько, что протереть хочется.

Дэн ничего не ответил, лишь потянул меня аккуратно за рукав. Я даже не заметила, что всё это время его не было рядом.

— Что случилось? — Спросил Эндшпиль и посмотрел на меня внимательно-пронзительным взглядом.

— С мамой… — Не смогла договорить, комок в горле застрял и мешал даже дышать, не то что слова произносить или предложения сложные.

— А с ней? — Кивнул в сторону Оли.

— Как обычно… — Понуро ответила я, весь мой запал уверенной злости испарился, словно мне только на время попользоваться дали.

— Хорошо, пойдём. — Эндшпиль меня опять куда-то потянул.

— Куда?

— Присядем на другой ряд. На сегодня достаточно динамита.

И мы правда сели чуть вдали от нужного кабинета, хотя дверь оставалась прекрасно обозрима.

Дэн меня больше не трогал, ни вопросами, ни руками своими. Просто сидел рядом, оставался рядом и излучал такую уверенность, что я невольно начала успокаиваться.

Всё будет хорошо. Обязательно!

Так и случилось. У мамы был вывих лодыжки, который ей умело и относительно безболезненно вправили, поэтому из кабинета она вышла в хорошем настроении, улыбалась, благодарила и отшучивалась.

А моему приезду была особенно рада.

— Лучик, ты мой лучик. Всё со мной хорошо! Ты же знаешь, какая я удачливая! — Обнимая меня, говорила мама. — Ты лучше расскажи мне, кто этот молодой рыцарь?

Мда… Мамы такие мамы!

— Ты нас познакомишь? — Не отступала мама. Вижу цель, иду к ней, да-да.

Она продолжала обнимать меня и заглядывать мне в лицо, но вот вопросики свои супер тактичные и удобные задавала довольно-таки громко.

Мне хотелось зарыться в её толстовке, спрятаться или стать невидимкой. Так неловко, о, боги!

— Денис Соломонов. — Эндшпиль представился сам.

Кивнул и по-доброму улыбнулся, а я про себя отметила, что чуть ли не первый раз вижу его вот таким вот спокойным и улыбающимся.

— Очень приятно, Денис Соломонов. — Кокетливо и безгранично дружелюбно ответила мама.

— Боюсь, не столь приятно. Я тот самый Денис, который Мии запутал в волосах жвачку, с завидной периодичностью рвал её тетрадки с важными домашними заданиями и с такой же регулярностью пачкал ей парту и стул, искромсал дорогую золотистую сумочку, подделал оценки, юбку превратил в образцы для оригами… Ах, да, ещё бумажкой, словно лезвием, порезал глаз.

Контуженный по всем фронтам!!!

Что он творит?!

Я отпрянула от мамы, и, пытаясь остановить этот поток чистосердечного признания, схватила Дэна за руку.

С дуба рухнул! Очумел! Сбрендил! Белены объелся!

Всё, каждый этот восклицательный отразился на моём перепуганном лице.

Мама из веселой и неунывающей постепенно превратилась в растерянную и донельзя обеспокоенную. Упоминание бумажки и глаз отозвалось болью.

Отец тоже смотрел на нас настороженно, но его взгляд блуждал с меня на Дэна и обратно. Мама же не мигая смотрела исключительно на «того самого Дениса».

Что там. Даже Оля оторопела! Козыри уводят из-под носа, не порядок.

— Мамочка, он шутит! — Выпалила я сразу же, как этот закончил изливания проснувшейся совести.

Она нервно улыбнулась, но в глазах по-прежнему застыл какой-то ужас вперемешку с искренним недоумением и недоверием. Причем недоверием не только к сказанному, но и ко мне!

Мама так странно на меня посмотрела.

— Денис просто хотел разрядить обстановку. Ты же меня так засмущала!

— Необычный у Вас способ разрядить обстановку, молодой человек. — Выговорил отец, не скрывая своих эмоций.

— Я просто не люблю заезженную фразу «очень приятно». — От серьёзности не осталось и следа, Эндшпиль снова улыбался.

— А, ну это в корне меняет дело! — Иронично заметил отец, не меняя предубеждения, которое Дэн собственноручно и всучил.

Великий подлец! К чему был этот спектакль?!

Мама промолчала, она старалась вернуть себе легкое расположение духа, но в глазах неминуемо затаилась тревога, которую я всё это время отводила от неё, словно громоотвод.

У Эндшпиля зазвонил телефон, он извинился, чуть отошел от нас и ответил на звонок. Я расслышала только его сердитое: «Я сказал заберу тебя, подожди!», но разговор был коротким.

Дэн вернулся к нам. Он опять был улыбчив, дружелюбен и приветлив.

— Елена Николаевна, желаю Вам богатырского здоровья. Берегите себя. Я вынужден попрощаться, был рад познакомиться лично! — И лёгкий поклон.