— Проще простого, весь план остается в силе. Если возникнут вопросы, то скажи, что тебя заставил я или Эффи, чтобы привлечь внимание спонсоров, но начались Игры и теперь тебе не до любовных сцен. Они жестокие и вряд ли слишком умные, такое объяснение подойдет.

— Ладно, а как подвести к этому на интервью?

— Я шепну кому надо о том, чтобы Фликерман завел разговор в нужное русло. Они заинтересуются, это поднимет рейтинг шоу. Ты молодец, парень. Если реально наберешься смелости, то здорово поможешь нашей огненной детке. Единственное, что меня реально волнует, это ее реакция. Постарайся сбежать побыстрее, чтобы она не успела тебя по стенке размазать, — усмехается Хеймитч.

— Ага, побегу со всех ног, — отмахиваюсь я. Где-то глубоко в душе теплеет мысль, что Китнисс оценит этот жест, что ей будет приятно. Вероятность мала, но я очень надеюсь.

Мы разговариваем еще какое-то время, потом ментор говорит, что доволен мной и отпускает восвояси.

На выходе из комнаты меня ловит Эффи и отправляет на обед пораньше, чтобы скорее начать подготовку.

— Как там Китнисс? — интересуюсь я.

— Китнисс? — она искривляет лицо, — ну могло быть и хуже, хотя, возможно, и не могло… — да уж, не только Хеймитч считает ее безнадежной.

Отправляюсь в столовую, следом за мной заходит Китнисс. Сказать, что она злая, значит, ничего не сказать. Идет босиком, задрав длинное платье до бедер, и бурчит себе что-то под нос.

— Удачное утро? — язвит наш ментор.

— Эффи невыносима, — говорит она и плюхается на стул.

Что бы Эффи ни делала с Китнисс, сейчас это предстоит испытать и мне. Пытаюсь оттянуть момент, но наставница поторапливает каждые 3 минуты, поэтому сдаюсь и отправляюсь за ней следом.

На диване лежит черный костюм. У моего отца есть костюм, только он старый и потрепанный, а этот настолько новый, что ткань даже как-то неестественно блестит. Угольно-черный пиджак, такого же цвета брюки и белоснежная рубашка.

— Одевай это, — говорит Эффи.

Костюм мне как раз. Такое бывает редко, потому что вся одежда переходит мне по наследству от братьев, а им от отца. Так что выбирать не приходится.

— Это мой костюм для интервью?

— Нет, что ты! — смеется она, — в этом ты будешь учиться себя правильно вести.

Дальше она принимает позу наблюдателя напротив меня и просит выполнить некоторые действия: сесть на стул, встать, пройтись. Каждое мое движение сопровождается упреком. Оказывается, я ничего не умею делать. Только мне стоит сесть, как она верещит: «Голову выше, спину держи прямо! И улыбнись, а то у тебя вид, будто кого-то хоронят!». Хожу я тоже не так как надо. «Слишком размашисто» — как выразилась Эффи.

Через четыре часа я выжат, как лимон. У меня нет не грамма сил, но зато Эффи наконец-то начало нравится то, что я делаю. В итоге она понимает, что я не способен больше выполнять ее требования и отправляет меня отдыхать. Да уж, даже не тренировках я ни разу так не уставал.

Сейчас время ужина, но я просто не могу дойти до столовой, поэтому заказываю себе еду в комнату, как следует наедаюсь и ложусь на кровать. Не проходит и минуты, как Хеймитч зовет нас с Китнисс в гостиную. Нехотя поднимаюсь и топаю к нему.

Китнисс стоит около двери и злобно смотрит на Хеймитча. Чем же он вывел ее на консультации? Ментор с бокалом вина сидит на диване.

— Ну что, готовы опозориться завтра? — говорит он, мы пропускаем этот вопрос мимо ушей. — Эффи занята, поэтому я расскажу вам ваше расписание. С самого утра вас начнут готовить стилисты. Цинна подготовит Китнисс, а Порция — Пита. Потом интервью, а после него у вас будет свободный вечер перед началом Игр. Я советую вам раньше лечь спать, но не думаю, что получится заснуть, поэтому сегодня тоже лучше выспаться. Вопросы есть? — мы отрицательно киваем. — Тогда проваливайте в свои комнаты.

Я разворачиваюсь и иду к себе, когда Хеймитч кричит нам еще кое-что:

— Ах да, чуть не забыл! Помните, что вы до сих пор друзья. Можете ненавидеть друг друга здесь, но на публике продолжайте разыгрывать дружбу,

— Нет! — кричит Китнисс.

— Вы обещали слушаться, — говорит Хеймитч.

Китнисс бьет рукой по стене и чуть ли не убегает к себе. Через пару секунд я слышу хлопок двери, причем настолько сильный, что вибрирует пол. Я ей настолько противен? Печально признаваться в любви в таких обстоятельствах.

Иду к себе и замыкаю дверь изнутри. Сегодня не хочу больше никого видеть. Возможно, я зря расстраиваюсь, ведь все идет по плану, но от мысли, что мы могли бы стать друзьями, хотя бы на время, а вместо этого я сделал все, чтобы она возненавидела меня, мне становится еще хуже. Это же ради ее спасения! Я делаю это ради нее! Надеюсь, Хеймитч расскажет ей об этом когда-нибудь.

Почти сразу засыпаю. Мне снится отец, он повторяет: «Сынок, эти Игры не должны изменить тебя. Что бы ни случилось, ты должен остаться собой», а потом становится монстром-переродком и отгрызает мне голову. Просыпаюсь и пытаюсь отдышаться. Да уж, спасибо подсознанию за яркие сновидения! Лежу и смотрю в потолок, чтобы привести пульс в норму.

Эту фразу он говорил мне, когда мы прощались после жатвы. А ведь и вправду, Игры зачастую меняют людей до неузнаваемости. Чаще всего победители просто напросто сходят с ума, либо становятся пьяницами или наркоманами. Не думаю, что я из таких. А еще бывает, что в трибутах не остается ни капли человечности, они становятся убийцами и готовы пойти на все, что угодно, ради победы. Наверное, именно это и имел ввиду мой отец. Он не хочет, чтобы я убивал без разбора, но я и сам этого не хочу. Да и вдобавок, я никогда бы не смог убить Китнисс или просто невинного и беззащитного человека. А зрители наверняка будут этого ждать, но я не предоставлю им такого удовольствия. Лучше я разочарую весь Капитолий, но останусь собой. Никто не заставит меня действовать по чьим-то правилам. У меня есть свои.

Проснувшись утром, бреду в душ. По памяти нажимаю кнопки, и на меня опять льется мыло. Сегодня оно пахнет розами еще сильнее. Может, у стилистов получится отбить чем-нибудь этот запах? Выхожу из душа и вижу Лейси, Саймона и Рамону у себя на кровати. При виде меня они разом подскакивают со своих мест и начинают что-то пищать своими смешными голосами. Потом они усаживают меня