Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поодаль от дома старосты виднелось сборище крестьян, пришедших на крики. Стоя рядом с калиткой, они то отправляли молитвы богам, то обсуждали что-то, то замирали, стоило раздаться новой порции бранных слов.
— Господин лекарь, здравствуйте! — загорланили люди, стоило подойти к ним. — Решили спроведаться?
— На всякий случай.
Молодая крестьянка только начала что-то говорить, как двери дома распахнулись. Из них вылетел всклоченный мужчина и помчался к калитке. Весь люд, не переговариваясь, отошёл и расступился: все понимали, что муж роженицы так просто бегать не будет.
— Позовите ксата! Быстре… — не добежав до калитки он увидел меня и сильно удивившись, споткнулся на ровном месте. — Господин лекарь, хвала богам, вы здесь! Быстрей, прошу вас!
— Что случилось? — уже стоя в доме, я направил вопрос старой бабке-повитухе. Она принимала роды у женщины, лежавшей на большом столе. Её бледное лицо покрывали тяжёлые капли пота.
— Дитя́ нейдёт да крови пошли, — ссохшимся голосом произнесла старуха.
— Может ногами вперёд идёт?
— Да нормально сидит, я проверила, — она подняла перемазанную в крови и слизи руку. — Головка как надо, на восток смотрит, где солнце встаёт.
— А чем я помогу?
— Может зелье какое у вас есть?
— На такой случай точно нет.
— Ну магией! — голос мужика дрожал, а взгляд метался подобно крысе в клетке. — Вы же маг!
— Добить, чтоб не мучалась? Я боевой маг.
— Пожалу… — раздавшийся крик не позволил ему договорить. Вновь подступившие схватки напрягли живот женщины, заставив тужиться. Но ребёнок не торопился выходить из материнской утробы. Вместо него на стол тонкой струйкой потекла кровь.
— Лина, сюда.
Мы вышли на крыльцо, где никого не было, а весь народ так и стоял за калиткой. Увидев нас, они оживились, загалдели, что-то спрашивали, но я их не слушал.
— Положи свёрток. Сейчас бежишь к нам в дом: в моей комнате шкаф, на нижней, самой нижней полке ящичек маленький такой лежит, рунами покрытый. Не на верхней, а на нижней. Поняла, о каком я говорю?
— Шкаф, самая нижняя полка. Руны.
— Умница. В нём четыре склянки с зельями — достань две и бегом сюда. Только будь аккуратна. Поняла? — Лина убежала лишь быстро кивнув и что-то глухо промычав.
Думая о том, что распределённые очки остоухой составят добрую службу — я вернулся обратно в дом. Эльфийка прибежит в худшем случае минут через десять, а сейчас же надо было что-то сделать с роженицей: взгляд у неё какой-то бесноватый.
— Держи и заставь её выпить полностью, — я передал бабке-повитухе зелье из небольшой поясной сумки.
— Это чтоб дитя́тко вышло? — она с надеждой посмотрела на склянку.
— Нет, это зелье лечения. Должно немного помочь, пока Лина не вернётся.
Пока я говорил мужику, что с него один золотой, старуха кое-как влила зелье в роженицу. Ей полегчало: в глазах прояснилось и дыхание выровнялось. Оставалось дождаться Лину.
— Что у вас? — в дом зашёл староста деревни. — Господин ящур! Как хорошо, что вы здесь. Я видел, как Лина бежала куда-то!
— Скоро вернётся.
И вот уже пятеро разумных ожидали возвещения эльфийки. Чтобы как-то разрядить обстановку, Гильм расспрашивал у мужика всякую чепуху, стараясь отвлечь его. И нам ещё повезло, что детей не было в доме, иначе бы здесь творился сущий хаос. Благо утром старшая дочь собрала всю малышню и увела к реке до вечера.
— Хозя… прине… вот, — взъерошенная и запыхавшаяся эльфа показалась в дверном проёме. Но её силы иссякли, она медленно сползла на пол, лишь вытянула вперёд руки.
— Молодец! Гильм, зелья. Ты, — я указал на мужика, — помоги ей сеть и дай воды.
Секунда, и в моих руках появились две склянки с розоватой жидкостью.
— Видишь это? — я обратился к измученной роженице, на что она слабо кивнула. — Это тоже зелье лечения, но необычное. Если честно, то я не знаю, как оно подействует на тебя. И подействует ли вообще. Так что решать тебе.
— Совсем, не знаете?
— Совсем. Но оно бесплатное. Лишь скажешь потом что боги нашепчут.
— Вы ж вылечили, мою старшенькую… кровиночку. Что ж мне… не доверять? Я вы… — новые схватки не позволили ей договорить. Она взвыла от боли.
Дождавшись, когда женщина прекратит кричать, я влил содержимое одной склянки в её распахнутый рот. Она чуть не поперхнулась, но смогла проглотить всё без остатка.
Не знаю, что произошло с роженицей в этот момент — она взревела и напряглась всем телом. Бабка тут же заорала, что ребёнок наконец-то полез, что видна макушка. Но крови слишком много.
— Святые Боги, что это? — старуха в страхе прижалась к стене, неотрывно смотря на промежность роженицы.
Маленькое тельце полностью вышло и бездвижно лежало на поверхности стола. Я немедленно влил в рот женщины вторую склянку. Из последних сил проглотив жидкость, её передёрнуло: глаза неуверенно фокусировались, в их глубине заблестел огонёк жизни.
— Боги… Что это? — раздался голос старосты.
— Скверна! Скверна! — причитала испуганная бабка.
— Не-е-ет! — заорал мужик. — Только не мой ребёнок! Не мой ребёнок! — он развернулся, достал из-за печки топор и бросился к столу. — Отродье скверны!
— Куда? — когда он оказался рядом, я схватил его за руку, развернул на себя и ударил в живот. Его согнуло и он стал задыхаться. Я выхватил топор и откинул его в сторону, а мужика оттолкнул назад.
— Гильм! Гильм, сука, старое мудафилище, на меня смотри! — староста, находясь в прострации, испуганными глазами уставился на меня. — Держи этого утырка! Если он встанет, я тебе голову отрублю!
— Уберите его! Уберите его от меня! — женщина яростно болтала ногами, пытаясь скинуть на пол своего ребёнка.
— Успокойся! — что есть сил я ударил кулаком по столу рядом с её ухом. От сильного удара боль разошлась по руке. Но это сработало — женщина замерла.
Осталась причитающая бабка, сползшая по стене на пол. Я отвесил ей пощёчину, отчего она сразу же замолкла. Лина стояла рядом с печкой и смотрела на меня глазами, в которых перемешался страх с желанием помочь во что бы то ни стало.
Комнату обволокла густая как смоль тишина. Был слышен ветерок, шелестящий соломой на крыше дома. Ребёнок не дышал.
— Согласно эдикту Всеобщей Церкви о детях скверны, каждый такой ребёнок должен быть доставлен живым для освидетельствования! Я повторяю тебе, сука, — я ткнул пальцем в мужика, — живым! Ты, — я повернулся к бабке. — Заставь его дышать! Оживи его!
— Нет! Я не трону это отродье!
— Слушать меня! — я повысил голос, привлекая к себе внимание. — Я, магос Настрайской магической академии по имени Лик’Тулкис, являясь подтверждённым исследователем скверны от самой Всеобщей Церкви, клянусь: я заверю твой отказ соблюдать святые писания и да отлучат вас всех от света богов и да падёт проклятье на вас и весь ваш род!
— Не надо! — бабка взмолилась и поползла ко мне на коленях.
— Заставь его дышать, карга!
С трясущимися от страха ногами, с отвращением подняв бездыханное тельце, она стала шлёпать его по попе. Наконец я понял почему его окрестили отродьем скверны. Плечи, спину и грудь покрывал коричневый пушок, слипшийся в продолговатые лини, а там, где должны были быть человеческие уши — торчали два маленьких полукруглых блюдца от животного семейства с таким же слипшимся пушком.
Я медленно обвёл взглядом собравшихся в доме разумных. Мои слова про отлучение от церкви заставили всех дышать через раз. Даже Лина, которой церковная благодать вообще не грозила — и та испугалась.
— Гильм. Гильм! — мой окрик привёл старосту в чувства. — Отпусти мужика, иначе ты ему плечи раздавишь. Смотри на меня! Быстро беги к себе. Попробуй связаться с церковью и расскажи про этот случай. Спроси у них, когда они смогут принять его… мальчик или девочка? — я строго посмотрел на бабку.
— Всё отродье скверны, — процедила та сквозь зубы.
— На вопрос отвечай!
— Мальчик.
— Хватит бить его, а то одно месиво от задницы оставишь. Пробуй что другое. Не криви свою рожу. Делай! — я повернулся обратно к старосте. — Ты понял, что это мальчик?
— Да.
— Молодец. Расскажешь и спросишь, когда они смогут прийти и засвидетельствовать ребёнка. Ну или когда к ним нужно его притащить. Ты же староста, знаешь процедуру.
— А я…
— Время