– Куда направляешься? – спросил чей-то голос.

Эмили встретилась взглядом с поваром – мужчиной крепкого телосложения, который, судя по его внешнему виду, наверное, любил охотиться с луком и стрелами, когда не готовил чизбургеры. Эмили поискала глазами бейджик с фамилией на его униформе, но такового не оказалось. Она лишь увидела вышитую большую букву «Э» на красной кепке. Поежившись, она облизнула губы.

– Почему вы вдруг решили, что я куда-то направляюсь?

Он многозначительно посмотрел на нее.

– Ты не местная. Через дорогу – автовокзал. При тебе дорожная сумка. Видишь, какой я умный?

Эмили вздохнула, глядя в чашку с кофе.

Меньше чем за двадцать минут она быстрым шагом дошла до мини-маркета, стоявшего у дороги в миле от фермы Хелен, и это при том, что она тащила за собой тяжелую сумку. Там она поймала попутку, которая довезла ее до автовокзала, и Эмили купила билет на первый же автобус, уезжавший из Айовы. К сожалению, автобус шел в Акрон, где у нее совсем не было знакомых. Хуже того, в салоне стояла вонь, как будто кто-то выпускал газы. А сидевший рядом с ней парень, включив на полную громкость свой айпод, распевал под Fall Out Boy[49], а эту группу она терпеть не могла. А потом вообще начались чудеса: когда автобус въехал на автовокзал Акрона, Эмили обнаружила под своим креслом ползающего краба. Откуда тут взялся краб, ведь океан далеко?! Проковыляв в здание вокзала, она увидела на большом табло отправлений, что в 22.00 отходит автобус на Филадельфию, и у нее больно защемило сердце. Никогда еще она так сильно не тосковала по Пенсильвании.

Эмили закрыла глаза, с трудом веря, что действительно пустилась в бега. Прежде она не раз воображала, как все-таки решится на это – Эли говорила, что присоединится к ней. Они мечтали отправиться на Гавайи. Или в Париж. Эли сказала, что они могут взять себе другие имена. Эмили тогда возразила, что это не так-то легко, а Эли заявила: «He-а. Выдать себя за другого человека проще простого». И подруги поклялись, что, куда бы они ни отправились, они много времени будут проводить вместе. И Эмили всегда втайне надеялась, что, может быть – а вдруг? – Эли поймет, что любит Эмили так же сильно, как Эмили любит ее. Но в итоге Эмили потом становилось неловко, и она говорила: «Эли, зачем тебе куда-то убегать? Тебе ведь и здесь живется замечательно». А Эли, пожимая плечами, отвечала, что Эмили права, ей действительно живется замечательно, лучше не бывает.

Пока ее не убили.

Повар включил звук маленького телевизора, уместившегося рядом с тостером на восемь порций и открытой упаковкой «Чудо-хлеба»[50]. Эмили глянула на экран и увидела репортера CNN, стоящего перед знакомым зданием Роузвудской больницы. Больницу Эмили сразу узнала: она проезжала мимо нее каждое утро по дороге в школу.

– Нам сообщили, что Ханна Марин, семнадцатилетняя жительница Роузвуда и подруга Элисон ДиЛаурентис, девушки, чье тело при загадочных обстоятельствах обнаружили во дворе ее дома около месяца назад, только что вышла из комы, в которой она пребывала с субботнего вечера после трагического несчастного случая, – говорил в микрофон репортер.

Чашка с кофе задребезжала на блюдце Эмили. Вышла из комы? На экране появились родители Ханны. Они подтвердили, что Ханна пришла в сознание и чувствует себя неплохо. Кто сбил Ханну и почему, неизвестно.

Эмили прикрыла рот ладонью – от нее исходил запах искусственной кожи, которой были обиты кресла в автобусе. Из кармана джинсовой куртки она быстро достала свой телефон «Нокиа», включила его. Она старалась не расходовать аккумулятор, поскольку зарядное устройство забыла в Айове. Дрожащими пальцами девушка набрала телефон Арии. Ее звонок принял автоответчик.

– Ария, это Эмили, – принялась наговаривать она сообщение после сигнала. – Я только что узнала про Ханну и…

И тут она замолчала, снова уставившись в телевизор: из верхнего правого угла экрана на Эмили смотрело ее собственное лицо – с фотографии из прошлогоднего школьного альбома.

– Теперь о других роузвудских новостях. Пропала Эмили Филдс, еще одна подруга мисс ДиЛаурентис, – сообщил телеведущий. – На этой неделе она поехала в гости к родственникам в Айову и утром исчезла из их дома.

Повар, готовивший чизбургер, отвлекся от своего занятия и посмотрел на экран. Изумление отразилось на его лице. Он глянул на Эмили, потом снова на экран. Металлическая лопатка, которую он держал в руке, с глухим стуком упала на пол.

Не договорив, Эмили прервала звонок. На телеэкране перед обшитым синим гонтом домом Эмили стояли ее родители. На папе – его лучшая спортивная рубашка в клетку, на маме – накинутый на плечи кашемировый кардиган. Рядом с ней – Кэролайн. Она держит перед камерой портрет Эмили – члена школьной команды по плаванию. В ошеломлении Эмили даже не смутилась оттого, что ее фотографию, на которой она запечатлена в купальнике фирмы Speedo, сильно открывающем бедра, показывают по национальному телевидению.

– Мы очень беспокоимся, – сказала мама. – Мы хотим, чтобы Эмили знала: мы любим ее и желаем только одного – чтобы она вернулась домой.

У Эмили на глазах выступили слезы. Словами не описать то, что она почувствовала, услышав из уст мамы три коротких слова: мы любим ее. Натягивая куртку, она сползла со стула.

На другой стороне улицы стоял красно-сине-серебристый автобус с надписью «ФИЛАДЕЛЬФИЯ».

Большие настенные часы над стойкой показывали 9:53. «Господи, только бы еще остались билеты на десятичасовой рейс», взмолилась Эмили.

Она глянула на чек, лежавший рядом с ее чашкой кофе.

– Я еще вернусь, – бросила она повару, хватая сумки. – Мне нужно купить билет на автобус.

У повара вид был такой, будто торнадо подхватил его и перенес на другую планету.

– Не волнуйся, – слабым голосом произнес он. – Кофе за счет заведения.

– Спасибо!

Бубенчик на двери кафе звякнул, когда Эмили вышла на улицу. Она перебежала через пустую дорогу и влетела в здание вокзала, благодаря все силы вселенной за то, что в кассу нет очереди. Наконец-то она знает, куда ей ехать: домой.

Во вторник утром, когда ей следовало бы идти в фитнес-клуб «Боди тоник», где проводились занятия по пилатесу, Ханна лежала на спине в больничной палате, а две толстые медсестры обтирали ее губкой. После их ухода в палату вошел ее лечащий врач, доктор Гейст и включил свет.